– Я же сказал, Долл, – в следующий понедельник.
Дороти помрачнела.
– О, мне показалось, ты сказал – в субботу…
– Зачем тебе это?
– Только чтобы успеть приготовить его комнату.
– Да она готова, я вчера туда заглядывал.
– Чушь! Что ты в этом понимаешь! – Долли вспыхнула. – Уходи, мне надо пересчитать простыни, а ты мне мешаешь.
Джереми спрыгнул со стола, на котором сидел, свистнул Нейлзу, который был теперь старым и умудренным опытом псом, и отправился на прогулку. Некоторое время он шел, засунув руки в карманы и уставившись себе под ноги, размышляя о своей незавидной судьбе и представляя себя в образе клерка, постоянно находящегося под назойливым и недружелюбным взглядом мистера Кардуса. Внезапно он заметил двух дам, стоящих всего в нескольких ярдах от него на самом краю обрыва. Джереми уже собирался развернуться и поскорее удрать, поскольку не выносил дамского общества и считал в глубине души – впрочем, ни с кем этим мнением не делясь, – что женщина есть корень всех зол на свете. Однако его заметили, и он счел подобное стремительное отступление невежливым.
В одной из этих молодых дам – а они были очень молоды – он узнал мисс Флоренс Чезвик, которая ничуть не изменилась за прошедшие годы. У нее были все те же кудрявые каштановые волосы, те же острые карие глаза и полные губы, те же мелкие черты и решительное выражение лица. Ее фигура всегда казалась Джереми несколько… квадратной, но теперь немного вытянулась. В облегающем платье Флоренс выглядела почти красивой, и даже ее угловатость, которую большинство женщин сочли бы прискорбным дефектом внешности, придавала ей решительности и силы, которые и делали Флоренс Чезвик куда привлекательнее доброй сотни хорошеньких девушек.
– Как поживаете? – резко, в своей обычной манере поинтересовалась Флоренс. – Судя по вашему виду, вы спите на ходу.
Прежде чем Джереми смог найти достойный ответ на это замечание, другая молодая леди, все это время задумчиво смотревшая вдаль с обрыва, обернулась – и Джереми окаменел. Опыт у него был невелик – и все же он никогда раньше не видел таких красавиц.
Она была едва ли не на две головы выше своей сестры – такая высокая, что лишь природная грация спасала ее от того, чтобы показаться нескладной. Волосы у нее тоже были темными, но гораздо темнее, чем у сестры. Черные локоны развевались на ветру, и черными были ее прекрасные глаза, осененные длинными ресницами. Ее кожа была легкого оливкового оттенка, губы напоминали кораллы, зубки были мелкие и ровные. Кажется, все преимущества, которыми Природа могла бы наделить женщин, достались этой девушке в избытке, она буквально лучилась здоровьем и красотой. Ко всем ее прелестям стоило добавить и нежный взгляд, присущий только воистину добрым женщинам, и нежный голос, и острый ум, и полное отсутствие тщеславия или самолюбования – такова была Ева Чезвик в расцвете ее юных чар.