– Ты… серьезно? Или ты играешь со мной?
– Серьезно ли я? О да!
– Эрнест, я… – Девушка снова взяла его за руку и заглянула в глаза. – Ты действительно любишь меня так же, как… теперь мне не стыдно это произнести… как я люблю тебя?
Эрнест чувствовал себя ужасно. Поцеловать молодую женщину – это одно, он и раньше делал это, но подобный всплеск чувств испугал его, это было гораздо больше того, на что он рассчитывал. Какая-то его часть чувствовала удовлетворение при виде того, какие сильные чувства испытывает к нему Флоренс – однако Эрнест отдал бы все, чтобы она не испытывала подобных чувств. Он колебался, не в силах ответить сразу.
– Как ты серьезна! – наконец смог сказать юноша.
– Да, – просто ответила она. – Я серьезна, я давно уже серьезна. Вероятно, ты достаточно хорошо меня узнал, чтобы понять: я не та женщина, с которой можно играть. Надеюсь, что и ты тоже – серьезен, иначе худо будет нам обоим.
С этими словами она отбросила его руку, словно она жгла ее.
Эрнест попытался взглянуть на все холодно и рассудительно – и нашел, что положение совершенно ужасно. Что нужно сказать или сделать, он не знал, поэтому стоял молча, и молчание помогло ему больше, чем любые слова.
– Вот как, значит… Я тебя напугала, Эрнест. Это потому, что я люблю тебя. Когда ты меня поцеловал, мир вокруг сделался так прекрасен, и я словно услышала музыку небес. Ты пока еще не понимаешь меня – я слишком неистова, я знаю – но иногда я думаю, что сердце мое глубоко, словно море, и что я могу любить в десять раз сильнее, чем все эти легкомысленные женщины вокруг меня. Я могу так любить – а могу и ненавидеть.
Подобные слова никак не могли успокоить Эрнеста.
– Ты странная девушка, – тихо сказал он.
– Да! – отвечала она с улыбкой. – Я знаю, что я странная; но пока я с тобой – мне так хорошо, а когда тебя нет – моя жизнь пуста, и в голове мечутся только горькие мысли, словно летучие мыши. Однако, доброй ночи! Мы ведь увидимся завтра на танцах у Смитов, не правда ли? И ты будешь танцевать со мной? И ты не должен танцевать с Евой, помни! – или, по крайней мере, не слишком часто – иначе я буду ревновать, а это будет плохо для нас обоих. Так значит – доброй ночи, мой дорогой, доброй ночи! – и она снова подняла к нему свое пылающее личико для поцелуя.
Эрнест поцеловал ее – у него не было иного выхода – и она ушла. Он смотрел ей вслед, пока ночные тени не поглотили ее фигурку, а затем уселся на большой валун, растерянно вытер лоб и засвистел.
По крайней мере, попытался засвистеть!
В ту ночь Эрнест спал очень плохо: вчерашняя сцена никак не шла у него из головы, и он проснулся в угнетенном состоянии, которое всегда следует за неприятностями, совершенными глупостями и неумеренным употреблением салата из омаров. Его мрачное настроение не мог развеять даже прекрасный солнечный день; напротив, он, скорее, усугубил его. Эрнест был неопытен в любовных делах, но, даже будучи неопытным, понимал, что впутался в крайне неловкую ситуацию. Он нисколько не был влюблен в мисс Чезвик – скорее, он опасался Флоренс. Она была, как он и говорил вчера, так ужасно серьезна. Будучи всего на год старше Эрнеста, она, тем не менее, обладала таким сильным и жестким характером, такой волей к достижению своих целей, которыми вряд ли могли похвастаться представительницы ее пола в любом возрасте. Об этом-то он знал уже давно – он лишь не мог предположить, что вся эта воля и страсть будут с такой силой направлены именно на него.