На часах, висящих в вестибюле прямо напротив моей будки, стрелки показывали час быка – два ночи. Пора почитать Кинга. Роман пухлый, как всегда. У короля ужасов, на мой взгляд, сие произведение не получилось, роман вышел на удивление нудным, затянутым. Мне захотелось спать. Постоянно зевая, я пощипывал себя за ушные мочки и старался отгонять сон хорошими порциями кофе. Все мои действия, направленные на сохранение бодрости в ночное время суток, успешными оказывались лишь отчасти. Буквы перед глазами прыгали, строчка налезала на строчку, все-таки сказывалось отсутствие у меня привычки не спать целую ночь. Когда я в очередной раз протер ладонью лицо, отгоняя сонливость искусственно вызванным притоком крови к кожным покровам, всем телом почувствовал едва заметную вибрацию, как от подземных толчков при землетрясении. Эта нервная дрожь, передаваемая напрямую в мой организм через бетонные конструкции здания, исходила из подземного этажа морга. Я это понял сразу, интуитивно и испугался. Сон слетел с меня, как последний забытый осенью желтый лист, подхваченный первым стремительным порывом зимнего ветра с дерева, уже погрузившегося в зимнюю спячку. Отложив в сторону книгу и взяв в руки резиновую дубинку, я поспешил в сторону лифтов. По пути зашел в комнату санитаров. Заглянув в приоткрытую дверь, я увидел на столе электрический белый чайник и рядом с ним кружку с фотографией ее хозяина. Самого Феди видно не было.
– Федор! Ты здесь?
Для верности я еще постучал дубинкой по косяку двери.
– Федор!
Мне никто не ответил, даже эхо не повторило мой призыв к санитару. Мои слова словно ушли в вату. Я огляделся и продолжил свой путь, тем более что урчание из-под земли повторилось. И чем ближе я подходил к лифтам, тем отчетливее оно становилось.
Лифт спускался вниз мучительно медленно. Он остановился, двери с дребезжанием разъехались в стороны. Лампы в коридоре, ведущем в холодильник, светили вполнакала. Продвигаясь в этой желто-серой полутьме, я невольно с каждым шагом раскручивал бег своего сердца, пока его стук не стал по своей интенсивности приближаться к частоте сокращений сердечной мышцы зайца. Вибрация больше не повторялась. Большие двери в отделение холодильника снова были распахнуты. Заходи кто хочешь или выходи. Когда я подошел уже непосредственно к плотным полоскам тепловой завесы, раздался удар – глухой, раскатистый. Его низкий звук будто исходил из огромного брюха барабана-гиганта. Пластиковые шторы затрясли своей мутью, и весь воздух заполнился дрожью, звуковой озноб в том числе проник и в меня. Каждая моя клетка завибрировала в унисон с ним. Я остановился. «Может, ну это всё на х…? Нет, надо идти. Что там может быть страшного? Просто обстановка места меня кошмарит. Убежать с работы в первую же смену – это же позор. Конечно, в жизни не работал, вот и страшно». Я раздвинул пластиковые полосы и шагнул внутрь. Все тускло, светящиеся хромом столы для вскрытий стояли пустыми. Крышки холодильных камер закрыты. Из моего рта вылетали облачка пара, температура здесь не превышала пяти градусов. Я был мокрый от пота, заметил это только сейчас, потому что мне с каждой секундой становилось все холоднее. Пройдя еще несколько шагов, посмотрел направо, а там, в слепой зоне, от порога ее увидеть нельзя, одна из холодильных камер оказалась открытой. Ее толстая крышка слегка раскачивалась. Вот она-то и производила те звуки, которые моя разыгравшаяся фантазия превратила в удары боевого барабана ада. Раз – и воздушные струи мощных кондиционеров, подчиняясь внутренней программе этих агрегатов холода, переменили направление. Попав на крышку, толкнули ее, и она всей своей массой въехала в стену. Раздался стук, да, именно тот, который я слышал, только теперь моя успокоенная обыденностью происходящего психика, дав сигнал мозговым рецепторам, отвечающим за слух, восприняла его громкость на порядок тише. Надо же услышать такой стук через столько перекрытий и дверей, да еще находясь на первом этаже! Это что-то удивительное, на грани фантастики!