– Зачем это? – с искренним удивлением спросил я.
– А? – до увлеченного своей работой доктора не сразу дошел смысл задаваемого вопроса. – Внутренности в пакете?
– Да.
– Чтобы покойник раньше времени не стух. Именно такие органы, как мозг, печень, легкие, начинают гнить в первую очередь.
Обыденность и безразличность голоса Владимира Игоревича подействовали на меня удручающе. Я почувствовал, что еще несколько секунд – и не смогу сдержать потоки рвотных масс, усиленно рвущихся из меня наружу. Я повернулся и быстро пошел к выходу. Мне в спину раздались приглушенные тканью маски флегматичные слова доктора:
– Туалет – третья дверь с правой стороны.
Умывшись холодной водой и немного придя в себя, я поднялся на первый этаж к Егору, то есть к Егорушке (после такого обращения к нему патологоанатома он теперь ассоциировался у меня только с этим ласкательным вариантом его имени). По моей бледной физиономии было видно, что мне нехорошо, поэтому, взглянув на меня, он произнес:
– Ничего, ничего, в первый раз всех колбасит. Привыкнешь. Поработаешь здесь и не такое увидишь. Помню, в прошлом году в декабре, тогда еще снег на земле не закрепился как следует, слякотно было и серо, привезли к нам одного молодого парня, скончался во сне. Стали вскрывать, а он внутри пустой, то есть совсем, внутренностей никаких нет и следов предварительного потрошения, шрамов там, разрезов тоже нет. Если бы ты видел, какой тут у них переполох начался. Решили это дело замять и родственникам не говорить. По слухам, когда разрезали его живот, на внутренних стенках брюшины выделялась набухшими венами надпись: комбинация слов «депрессия» и «компрессор» или что-то в этом роде. Я потом у Владимира Игоревича спрашивал, только он отмахнулся и сказал, что этого не было никогда. Ну я-то знаю, что было. Мне сменщик рассказывал, при нем этого парня привезли.
– Это ты специально, чтобы меня добить окончательно, всякие городские легенды рассказываешь? – спросил я. На душе и в желудке было муторно, и поэтому разглагольствования о диких случаях самопотрошения покойников мне слушать совершенно не хотелось.
– Ладно, отдыхай. Шучу я, – сжалившись над моей бледной физиономией, произнес Егорушка и, достав из ящика стола порнографическую газетенку, стал с интересом рассматривать напечатанные там потешные картинки.
Остаток дня прошел спокойно. Больше, слава богу, никого не привозили, и я, дождавшись восьми вечера, весьма охреневший потопал домой.
Ночью мне приснился сон. Я вижу себя со стороны, будто я, или скорее мой дух, нахожусь в подвешенном состоянии, смотрю сверху на стеклянную сторожевую будку – будущее место работы. В ней сижу собственно сам я и читаю книгу. Мне, как бесплотному духу, видно все, что происходит за стенами, они для меня словно стеклянные, а для моего второго «я», сидящего в прозрачной кабине, не очевидна угроза, которую я ясно вижу. Ко мне, увлекшемуся чтением, со всех сторон по коридорам морга стекаются зомби. Их вид наводит на мысль о многочисленных месяцах нахождения под землей. Странно, но они точно не временные жители морга, скорее, пришли с ближайшего кладбища, покинув гнилые гробы, места своего постоянного пребывания. Я пытаюсь предупредить себя и что есть мочи кричу: «Беги!!!», но сам себя не слышу. Слова уходят в бесконечную вату реальности, мне кажется, даже рыбы в пруду и то переговариваются между собой громче. Мысленно сжав кулаки, бью в окружающее пространство и ощущаю под ними резиновую поверхность надутого шара. Повторяя попытку за попыткой, мне все же удается обратить внимание моего второго «я». Что он почувствовал, я не знаю, только вижу, как поднимается его голова и его глаза – мои глаза – смотрят в угол, где парю я. Поздно: перекрывая все пути к бегству, из-за углов один за другим вываливаются зомби. Томление от неизбежной беды гнойным нарывом безнадежности прорывается мне прямо в сердце. Нечем дышать. Плохо…