— Я действительно Древнейший, — сказал Умр ат-Тавил, — и если ты, Рэндольф Картер, боишься, то можешь уйти целым и невредимым. Но если твой выбор — идти вперёд…
Повисла зловещая пауза, но улыбка Древнего была мягкой. Картер задумался на мгновение — не могли ли страшные, богохульные намёки безумного араба и отрывки из утраченной Книги Тота возникнуть из зависти и неудовлетворенного желания испытать то, что собирался совершить Картер.
— Я пойду вперёд, — объявил Картер. — И я принимаю тебя как своего проводника, Умр ат-Тавил!
Собственный голос казался Картеру странно резонирующим в ушах, когда он произносил эти слова. Тогда он понял, что ответил на том высокопарном языке, который все, кроме трёх малоизвестных учёных, считали мёртвым: Геэз[14], что так же похож на Амхарский язык, как Латынь на Английский.
Умр ат-Тавил жестом принял его ответ. А затем он сделал левой рукой ещё один знак; но теперь Картер преодолел смятение, несмотря на то, что узнал это причудливое движение и необычное расположение пальцев. Рэндольф Картер теперь знал, что он приближается к вратам, и что, несмотря на высокую плату, он мог плыть на галерах «вверх по реке Укранос мимо золотых шпилей Трана и шествовать со своими караванами слонов по ароматным джунглям в Кледе, где забытые дворцы с колоннами из слоновой кости спят под луной, прелестные и нерушимые». Поэтому он предпочёл забыть об опасности.
Но прежде чем отправиться вслед за своим проводником, Картер оглянулся и увидел, что трещина, через которую он вошёл, теперь закрыта, и что удивительный подземный зал наполнен зеленоватой дымкой, пронизанной лучами и полосками серной синевы. Следуя за Древнейшим, он понял, что подземный зал не был таким безжизненным, каким казался ему поначалу. В тумане, низко висящем вдоль изогнутой стены, Картер заметил группу бородатых людей, которые восседали на шестиугольных обсидиановых призмах. Подойдя достаточно близко, чтобы разглядеть детали резных изображений на их тронах, он начал осознавать то, что за несколько мгновений до этого только смутно ощущал: он находился в присутствии тех, кто не были человеческими существами. Картера озадачил вопрос: как они приняли форму людей? Но теперь он находился за пределами ужаса. Его разожгла отчаянная решимость.
— Если бы я не стремился к этому поиску, — произнёс Картер, когда его ноги погрузились в металлически блестящие синие песчинки на полу подземного зала, — моё тело прожило бы ещё долгие годы после смерти моей души. Поэтому предпочтительнее противостоять этому замыслу, ибо с какой целью человек спасает свою душу, если она жалко гниёт в цепях, наскоро выкованных священниками и врачами? Уж лучше потерять душу в этом великом поиске, хотя бы для того, чтобы я мог, в конце концов, сказать, что никто никогда не терялся в этом на пути к этому знанию.