— Насколько я помню, они ссорились и препирались задолго до развода. Престиж и авторитет много значили для отца и его семьи. Он запретил матери заниматься ее профессией. Он считал, что предназначение жены — дом и дети. Она могла следовать амбициям только в том случае, если они не мешали ее прямым обязанностям.
Ее глаза полыхнули огнем, когда она произнесла слово «запретил». В секунду она из эффективного личного помощника превратилась в опасную тигрицу.
— Сколько вам было лет, когда они развелись?
— Тринадцать.
— Вы были совсем еще ребенком, Амалия. В этом возрасте все кажется черно-белым. Почему вы так тяжело восприняли их разрыв?
— Потому что я видела последствия. Все годы мама горевала, что потеряла моего отца.
— Кем она была по профессии?
— Моделью на карьерном взлете, когда они встретились.
— Он правильно поступил, запретив ей это.
— Неужели вы…
— Это не наши разногласия, Амалия. Я реально смотрю на вещи. Профессор Хадид — известный и уважаемый историк. Ваша мать должна была знать, что, выйдя за него замуж, она лишится карьеры.
— Не думаю, что она очень уж дорожила карьерой модели, ей было обидно, что отец отвел ей крохотную роль в своей жизни и многого не позволял делать. Они оба были сильными личностями и принадлежали к абсолютно разным культурам. Это чудо, что они вообще сумели полюбить друг друга.
— Многие пары принимают старую добрую похоть за любовь.
Амалия излучала пренебрежение, но за ним скрывались боль и уязвимость.
— Она не переставала его любить до последнего вздоха. Он же ни разу… — Амалия прикрыла глаза, пытаясь справиться с собой. — Она сгорела из-за любви к нему. А он завел новую семью.
Что-то в ее голосе заставило Зейна нарушить данный себе зарок не прикасаться к ней. Он взял ее за руку.
Он испытал мгновенное потрясение. Зейн ни разу в жизни не чувствовал такой связи. Чем сильнее он пытался ее игнорировать, тем острее чувствовал ее присутствие. Маленькая и теплая ладонь Амалии утонула в его крупной руке.
В ее огромных, на пол-лица, глазах плескалось отчаяние, молнией пронзившее Зейна, а ее мягкое, доверчивое пожатие растопило лед в тайнике его души.
Эта новая эмоция, зародившаяся в нем, едва не заставила шейха заключить Амалию в объятия. Неужели он способен почувствовать к ней нежность?
— Вы тяжело перенесли кончину матери?
Пожав плечами, Амалия отняла руку. В ее взгляде не было больше ранимости. Зейн почувствовал одновременно и облегчение, и странное чувство утраты. Будто он обрел что-то настоящее, но тут же потерял его, не успев оценить.
Он не был уверен, что снова хочет увидеть ранимость в ее взгляде, потому что это заставляло его забыть, что Амалии не следует доверять.