Смерть матери повлияла на него и каким-то иным, более глубоким, образом. В 1896 году молодой еще в ту пору писатель Сомерсет Моэм делает следующую запись: «Немногие беды могут сильнее воздействовать на ребенка, чем утрата глубоко любящей его матери». Это горькое замечание, вероятно, носит исповедальный характер. Следует добавить, что полученную травму усугубила смерть отца, скончавшегося от рака, через два с половиной года после потери матери. Не случайно, что Филипу Кэри исполнилось девять лет, когда умерла его мать. Примерно в том же возрасте остался сиротой и Моэм.
Робин Моэм совершенно прав, когда пишет, что «он [Уилли] неожиданно лишился всего: любви и заботы матери, ее красоты, изысканности окружающей обстановки. Вскоре на смену этому пришла неприветливая, чуждая и лишенная уюта жизнь, которая навсегда оставила глубокий шрам в его душе».
Вполне возможно, что в результате столь сильных переживаний он начал заикаться, хотя в данном случае это слово применяется условно и не совсем точно. Заикание — это непроизвольное повторение отдельных слогов или слов, в то время как у Моэма наблюдалось вызываемое спазмом повторение некоторых звуков, с которых, как правило, начинаются отдельные слова. Если заикание может быть вызвано повреждением речевого центра мозга или соответствующих нервов, то причина заикания у Моэма, — а его вернее было бы назвать запинанием, — по мнению большинства медиков, имеет психологическое происхождение. Многие специалисты объясняют его появление резким нарушением характера семейной жизни и результатом сильного эмоционального стресса.
Нельзя с полной уверенностью утверждать, что такое, условно говоря, заикание появилось у будущего писателя после смерти матери. Однако нет свидетельств, указывающих на то, что до 1882 года он заикался. Сам Моэм относил его появление к периоду своего проживания в Уитстебле. Возможно, конечно, что одной из причин возникших затруднений речи стал пережитый шок от переезда из Парижа в Англию, в семью его дядюшки и тетушки, поскольку по-английски он говорил не вполне уверенно. Утрата дома и любящих заботливых родителей, очевидно, лишили его веры в себя, а ведь совсем недавно он был таким веселым участником игр своих юных парижских друзей.
Примечательно, что многие, знавшие Моэма, отмечали возникновение у него трудностей с речью в периоды повышенного нервного возбуждения или растерянности. Личный врач в последние двадцать лет его жизни Григорий Розанов вспоминал, что Моэм начинал сильнее заикаться в моменты эмоционального напряжения. Канадский поэт Ральф Густафсон, знавший писателя во время второй мировой войны, объяснял затруднения в произношении отдельных слов его гомосексуальными наклонностями и «ошибочной самооценкой себя как личности». Лорд Бутби, один из наиболее преданных друзей писателя в последнее десятилетие его жизни, вспоминал: «Он [Моэм] очень тепло относился ко мне. Когда мы бывали вместе, его заикание практически исчезало; возможно, это происходило потому, что он знал о моем расположении к нему и оттого не испытывал напряженности».