Губительные семена крушения мира любви и уюта, в котором жил будущий писатель, были посеяны, вероятно, еще до его рождения. Вскоре выяснилось, что мать будущего писателя больна туберкулезом. В 1869 году от него умерла ее сестра Роуз, которой было 27 лет. После этой трагедии болезнь матери обострилась. В памяти маленького Уилли запечатлелась картина: несколько осликов останавливаются у их дома — они привезли ослиное молоко, которое, как тогда полагали, является для туберкулезников целебным. Вместе с матерью и няней он каждую зиму проводил некоторое время в курортном городке По, расположенном на границе с Испанией. Свежий воздух и теплый климат благотворно влияли на здоровье матери.
Летом 1881 года Эдит снова забеременела, очевидно, по совету врачей, которые полагали, что рождение еще одного ребенка оздоровит организм больной женщины. Но ее ничто уже не могло спасти. Сознавая, что умирает, она надела белое вечернее платье и сфотографировалась в нем. Этот эпизод довольно подробно описан в романе «Бремя страстей человеческих». Перед тем как уйти в небытие, мать хотела оставить сыну память о себе.
24 января 1882 года Эдит родила шестого ребенка, Алана Эдварда. Он прожил всего один день. А 31 января в возрасте 41 года Эдит скончалась. Уилли только-только исполнилось восемь лет.
Смерть матери — самая глубокая травма в жизни Сомерсета Моэма. Это был удар, от которого он так никогда и не оправился, событие, оказавшее решающее влияние на формирование его как личности и во многом определившее его жизненный путь. Как это ни странно, но он никогда не станет — или просто не сможет — писать об этом подробно в автобиографических работах. Но на первых страницах романа «Бремя страстей человеческих» писатель с удивительной силой передает ощущение горечи понесенной утраты. Описывая чувства, испытываемые Филипом Кэри, Моэм вспоминает счастливые мгновения, которыми он наслаждался «в теплой просторной кровати, в нежных объятиях матери». И вслед за этим — страшный удар, когда ему говорят, что ее больше нет и он ее никогда не увидит.
Писатель не только помнил свою мать — ее образ неотступно сопровождал его всю жизнь. Он и «Бремя страстей человеческих» написал, с тем чтобы излить непереносимую боль своей утраты. Когда в 40-х годах Моэма попросили прочитать несколько отрывков из романа, чтобы записать его голос на пленку, он после прочтения десяти или двенадцати строк, описывающих смерть матери Филипа, разрыдался и не смог продолжать дальше.
В последние годы жизни, когда Моэм потерял прежний самоконтроль, им порой овладевали приступы, вызванные болью, пережитой более восьмидесяти лет назад. Робин Моэм описывает, как однажды во время обеда, когда речь зашла о смерти матери писателя, тот вдруг воскликнул: «Я никогда не смогу преодолеть горе этой утраты!» В один из последних визитов к Моэму на виллу «Мореск» английский журналист Годфри Уинн увидел писателя в слезах перед фотографией матери, которая стояла у него на тумбочке в течение восьмидесяти трех лет до самой его кончины.