Вскоре после выезда из Пизы — мы еще даже не успели добраться до Кашины — из-под брезентового верха стали раздаваться какие-то приглушенные вскрики. Я узнал голос Жаклин. Видно, ухаживания работяг становились все настойчивей и настойчивей. Мне были слишком хорошо знакомы эти смешливые звуки. Услыхал их и шофер.
— Если хотите,— смущенно предложил он,— ваша жена, она может сесть рядом со мной.
— Да нет, не стоит.
Он удивленно посмотрел на меня, потом улыбнулся.
— Мы здесь народ ревнивый. У вас-то там, во Франции, все иначе, правда?
— Да, так оно и есть.
— Они все перед отъездом пропустили по стаканчику. Сегодня день получки. Вот в чем дело. Вам что, правда, все равно?
Ситуация явно его забавляла.
— Это же вполне естественно,— ответил я,— когда женщина одна среди мужчин, тем более они выпили.
— Хорошо, когда не ревнуешь. Вот я, к примеру, я бы так не смог.
Рабочие смеялись. Вскрикивания Жаклин сделались несколько тревожней. Он бросил на меня взгляд, исполненный все того же глубокого изумления.
— Живем мы с ней совсем одни,— пояснил я,— никогда ни с кем не видимся, так что мне даже приятно, когда другие… В общем, сами понимаете.
— Теперь понял, видно, просто вы давно женаты, вот в чем дело, угадал?
— Мы давно знакомы, это так, но мы не женаты. Собираемся пожениться. Ей очень хочется, она не будет счастлива, пока мы не поженимся.
Мы оба дружно рассмеялись.
— Многие женщины такие, им обязательно нужно, чтобы замуж.
Обычно я с трудом переносил людей, довольных своей участью или, во всяком случае, беспечных, что ли, их общество всегда причиняло мне какую-то боль. А вот с ним — как ни странно,— с ним мне было очень хорошо.
— Любовь,— заметил он,— как и все на свете, не может длиться долго.
— Она славная,— возразил я.
— Понятно,— рассмеялся он.
Мы уже проехали Кашину. Дорога стала намного свободней. Он был явно в настроении поболтать. И принялся задавать мне вопросы, какие задают обычно всем туристам.
— В первый раз в Италии?
— В первый.
— И давно вы здесь?
— Две недели.
— Ну и как вам итальянцы, нравятся, нет?
Он задал мне этот вопрос с каким-то вызовом и даже с чуть детским задором. Потом стал ждать, что я отвечу, сразу как бы замкнувшись в себе, делая вид, будто полностью поглощен управлением своим грузовичком.
— Да пока что трудно сказать,— замялся я,— я ведь их еще совсем не знаю. Но похоже, их вряд ли можно не полюбить.
Он улыбнулся.
— Не любить итальянцев,— проговорил он,— это все равно что вообще не любить людей.
И сразу как-то расслабился.
— Пока шла эта свинская война,— он назвал ее по-итальянски, «porcheria di guerra»,— чего только о них не говорили.