— Сроду не видал столько винограда,— проговорил я.
Жаклин все не отрывала от нее блуждающего, словно завороженного взгляда. Та же, судя по всему, этого даже не замечала. Ей явно было хорошо одной, она вполне довольствовалась собственным обществом, это выглядело даже немного странно.
— Когда он созревает,— говорил Эоло,— то так и остается зеленым. Приходится пробовать, чтобы узнать, созрел или еще нет.
— Странно,— заметил я. И рассмеялся.
Я чувствовал, что она уже не на шутку под хмельком [1]. Эоло пока что этого не заметил, а вот Жаклин, та — да. Ее же, судя по всему, все это не слишком интересовало.
— Совсем как люди,— проговорил я.
— Что-что? — не понял Эоло.
— Некоторые так и остаются зелеными на всю жизнь.
— Вы хотите сказать, молодыми,— поправил Эоло.
— Да нет,— возразил я,— придурками.
— А что это значит по-итальянски — придурок? — спросил Эоло.
— Дурак,— уточнил я.
Да уймись ты, уговаривал я себя. Но все было без толку. Бывают в жизни моменты, когда ужасно охота посмеяться.
— Только я один его и ем,— проговорил Эоло.— Дочкам-то моим он совсем не по вкусу. А для меня одного выходит слишком много. Даже постояльцы и те всегда говорят, будто он еще недозрел.
— Какая разница, зато он такой красивый.
Карла, прислонившись к двери, слушала отца. Она смотрела на него ласково и с каким-то нетерпением. Я и это заметил. И старался поменьше глядеть в ее сторону.
— Даже Карле и той он не по вкусу,— говорил только он один,— якобы от этого винограда ее сразу знобит.
Ничего не помогало. Она буквально притягивала к себе мой взгляд.
Это был мой долг, мне просто нельзя было иначе. Я уже и так потерял столько времени, не зная, что она существует на свете.
— Тебе что, правда, не нравится этот виноград? — спросила она у Карлы.
В голосе ее сквозила та же нежность, что и светилась в глазах. И никакая она не американка. Даже по-итальянски и то говорила с заметным французским акцентом.
— Я ем его, чтобы сделать ему приятное,— отозвалась Карла,— но он, и правда, мне совсем не по вкусу.
Никто, кроме меня, не заметил, что она смотрела на меня без особого отвращения. Разве что Жаклин.
— А вот жене моей, ей нравится,— продолжал тем временем Эоло.— Мы посадили его, когда поженились. Вот уже тридцать лет назад.
Постепенно возвращались постояльцы. Первыми явились два охотника. Они заказали Эоло два стаканчика кьянти. Он велел Карле обслужить их.
— Каждый год,— проговорила Карла, обслуживая клиентов,— одна и та же история с этим виноградом. С самого детства он прямо силком заставляет нас его есть.
— Вечно ты чем-то недовольна,— заметила она, обращаясь к Карле.