Но, несмотря на нашу осторожность, мать Адама, очевидно, всё же заметила, что я регулярно использую её незаконную дверь в подвале, и, похоже, была с этим не согласна.
Адам хотел отправится со мной в длинное путешествие на лодке, но я, чтобы не терять времени и продолжить поиск, отправила его вперёд.
— Я поговорю, наконец, с матерью, — напряжённо сказал Адам. — Так не может продолжаться дальше. Я больше не могу терпеть это поведение по отношению к тебе. Хватит того, что она очернила тебя перед палатой сенаторов и поставила под сомнение твою правдоподобность в качестве свидетеля.
— Она думала, что ты умрёшь, и хотела кого-то обвинить в этом, — сказала я, сама, удивляясь, сколько проявлю к ней понимания.
Но я слишком хорошо помнила ту боль, которую прочитала на её лице.
Я сама испытывала подобную боль от потери Адама. Она была настолько тёмной и разрушительной, что легко можно было забыть, что правильно, а что нет.
— Нет, Сельма, — сказал Адам. — Это не оправдание. Таким образом она добилась только того, что Бальтазара реабилитировали. Она всё испортила после того, как ты так сильно рисковала, чтобы доказать, что он монстр.
— Или был, — тихо произнесла я, задумчиво глядя на Адама.
С тех пор, как мать Бальтазара сбежала с лекарством из Белары, мы ничего о ней не слышали. Мы не знали, использовала ли она эликсир для себя, потому что и сама была на грани смерти. Или возможно даже не успела добраться до одра болезни Бальтазара, чтобы напоить лекарством его. К тому же, мы могли только гадать, было ли вообще достаточно одной капли Иерихонского эликсира, чтобы вылечить мага.
Но проходили дни и недели, и мы всё ещё ничего не слышали о Бальтазаре или его матери. Другие вещи стали важнее, как например поиск исчезнувших девушек или грядущий переезд моих брата и сестры, Лидии и Леандро, который я не в коем случае не хотела пропустить.
Хотя я и желала обрести уверенность в том, что третий атрибут власти уничтожен, но в этот момент больше предпочитала неизвестность, чем столкнуться со взбешённым Бальтазаром.
Потому что он действительно будет в ярости, если когда-нибудь восстановит силы. Это было более, чем очевидно, и эта мысль вызывала во мне тёмный страх, который я всеми силами старалась подавить, чтобы он не парализовал меня. И это также была одной из причин, почему я настояла на том, чтобы отправится в Северную Америку в одиночку. Я не хотела, чтобы этот неясный страх перед возможной опасностью ограничивал меня. Я не хотела, чтобы он имел надо мной власть. По крайней мере, пока не выяснится, что эта опасность действительно существует.