Нужно было что-то делать, лучше, конечно, нарваться на скандал: «Начнем первыми, культурно, а там, глядишь, и в морду получим – вот и повод будет потрясти костями и позвенеть абордажными саблями, уходить без добычи – нашли идиотов».
Не успела шлюпка преодолеть и половину пути до острова, как рявкнул залп и три ядра, мячиками вылетев из-за насыпи, устремились навстречу гостям. Два всплеска рядом и один точно посередине шлюпки ясно дал понять, что гостей видеть не желают.
Святоши исчезли моментально, на флагштоке батареи взвился военно-морской флаг Испании, что в переводе на общечеловеческий означало: «Убирайтесь восвояси, откуда пришли! А то всем вам “секир башка”! Короче говоря – передавим всех, как тараканов».
– Негодяи! Мерзавцы! Душегубы! Убили невинных моряков, сволочи! – губернатор орал во все свое луженое горло, во всю мощь легких, изрыгая проклятия по невинно убиенным, двое из которых, кстати, вскоре добрались до фрегата и были подняты на борт.
Прекрасно! Повод к открытию военных действий был найден, а надпись на борту судна, лежащего на островном песке, ясно говорила о том, что это та самая «Санта Тереза», которую, согласно полученному распоряжению, адмирал был обязан беречь и защищать.
В душе и в мыслях Хейвуд ликовал, но официально, прилюдно изрыгал потоки ругательств и тонны крокодиловых слез по невинно «загубленным» жизням несчастных матросов.
К вечеру уверенность в легкой и быстрой победе улетучилась, как утренний туман. Первая же попытка подойти ближе и бомбардировать батарею неприятеля закончилась ретирадой, а заодно проломленным бортом, правда выше ватерлинии, и несколькими довольно неприятными попаданиями в корпус фрегата.
Дальнобойность испанских пушек была выше английских, а стрельба с неподвижных площадок и по ранее пристрелянным площадям не шла ни в какое сравнение с качающейся палубой корабля.
Попытка высадки десанта без поддержки артиллерии выглядела вообще печально: четыре разбитых шлюпки и куча перекалеченного народа. Появление местной достопримечательности в виде зубастых монстров, на глазах у всего экипажа сожравших всех, кто оказался в воде, нагнала скуку на адмирала и его офицеров. А хохот испанцев и появление кардинала в окружении монахов – это было просто невыносимо для самолюбия бывшего капера, мысленно представившего, как его будут поносить везде, где бы он ни появился. Прослыть трусом, отказавшимся от добычи, – клеймо на всю оставшуюся жизнь. Да он уже сейчас спиной чувствовал эти насмешливые взгляды – и это только начало. На Ямайке, да и при дворе короля ему просто будут плевать в спину. Положение было отчаянное.