Опираясь на стол, Виктор лунатиком вышел на кухню.
В углу у буфета зашуршало, тяжело вздохнуло. Сердце Ковалева ушло в пятки.
– Рафинад? – неуверенно позвал он.
В ответ щенок тихонько заскулил.
– Тьфу ты, дурачок, – в сердцах выругался Виктор, переводя дух. – Что ж ты так пугаешь.
Из открытой двери на веранду приятно повеяло прохладой. Виктор вымыл лицо и шею в кухонной мойке. Головокружение не проходило, но стало легче дышать, и потревоженное испугом сердце немного успокоилось. Он прикоснулся к щекам, провел пальцами по лбу – боль от укусов растворилась вместе с дремотой. Все же смутная тревога бередила душу. Виктор выглянул в окно – тьма-тьмущая, ни силуэтов деревьев, ни звезд на небе. Впрочем, звезды могут быть скрыты кронами деревьев, или небо заволокло облаками.
– Да и на небе тучи, – припомнил он слова одной популярной песенки. – А тучи, они ведь как люди… – подумав, добавил: – Серые и надутые. Хе-хе! По-моему, так.
Правда, о рыжем такого не скажешь. «Луч света в темном царстве!» – цитата из школьной классики. Так называли, кажется, одну молодую телку, которая сказала свекрови, что та – сука, нашла себе блядуна и загуляла, а потом утопилась назло врагам.
Виктор отвернулся от окна – смотреть там нечего, только гнетущее чувство усиливается. Жадно прикурил, пыхнул дымом, присмотрелся. На листке в клеточку, лежащем под солонкой посреди стола, что-то написано. Не иначе Макар оставил для друга на всякий случай.
– Ни хрена не видно, – пробурчал Ковалев, ткнувшись носом в бумажку, оглянулся в поисках выключателя. – Прям предсмертная записка… – и похолодел, ляпнув последние слова.
Хотел пошутить, да получилось вроде как правда. Зря Зот записки писать не будет. Споткнувшись о табурет, Виктор нащупал на стене граненую кнопку. Свет резанул по глазам с такой силой, что Ковалев невольно закрыл лицо ладонью, ворча проклятия.
«Извини, Витек. Я опоил тебя снотворным, чтобы ты в этот раз не бежал следом. – Виктор вытер слезящиеся глаза – мелкий, кривой почерк, яркий свет. – Если я не вернусь утром, сделай все так, как написано. Первым делом…»
– Какого хрена! – в голос выругался Ковалев, когда в кухне вновь воцарилась темнота. Лампочка затрещала, замерцала и, похоже, перегорела. Для верности Виктор пару раз щелкнул выключателем. Сгорела, кнехтовина паршивая! Навсегда.
Впрочем, иначе и быть не могло – философски рассудил Ковалев. Череда неудач продолжалась. Похоже, Виктор где-то свернул не туда и теперь шел – нет! – брел, плелся, полз на брюхе вдоль темной полосы шириной в московский проспект, и светлой ему не видать, как своих ушей. Ковалев даже догадывался, где этот чертов поворот и какой указатель следует взорвать, выкорчевать, сровнять с землей, чтобы не попадать в такие истории.