– Народ разное гутарит. – Спиридоныч обернулся. – Вот наши девки, кто замуж до срока не вышел, ходят до ней суженого покупать.
– За грош ломаный – дюжину, – вставил Макар и рассмеялся.
Возница в сердцах сплюнул и хлестнул лошадь.
Справа вдоль дороги потянулось нераспаханное поле, поросшее высокой, ныне сухой травой. Цикады грохотали в ней, и, казалось, не горячее марево искажает горизонт, а невидимые музыканты сотрясают воздух своей мелодией. Виктор задумался, глядя на горящее в солнечных лучах золото. Чем-то поле тревожило его, что-то напоминало. Ковалев вздрогнул, когда догадка пришла на ум: зеленая высокая трава в ночной степи! Озноб охватил его.
– М-Макар, – шепотом позвал Виктор, желая отогнать страх присутствием друга, стараясь унять стук зубов. Зотов не расслышал, а на второй призыв не хватило сил.
То тут, то там в траве стали появляться бугры, сглаженные дождями и временем. Продолговатые, едва различимые в земле, они напоминали Виктору… могилы! Старые могилы. Ковалев оглянулся – дальше стояли покосившиеся темные кресты, словно изъеденные неведомым кладбищенским зверем. Мокрая рубашка прилипла к спине. Казалось, чужая холодная ладонь легла меж лопаток, примиряя с неизбежностью: обречен, и поздно что-то менять. Живой мир ушел в небытие, и нет ничего, кроме пыльной дороги, кладбища и скрипучей телеги, влекомой понурой клячей. Телега, везущая покойника. Везущая Виктора Ковалева. Оцепенев от ужаса, он видел, как темнеет небо, надвигается сумрак и тускнеет солнце, а свет его становится неживым, электрическим.
Горячее коснулось плеча покойника.
– Что?!
– Да ничего. – Макар протягивал другу бутылку с водой. – Попей, умойся. На тебя смотреть жалко. Это жара.
– Да, жара. Спасибо, – прошептал тот, хватая бутылку обеими руками.
– Да, пожалуйста, – пожал плечами Зот. – Не смотри долго на траву – в глазах потемнеет.
От слов его Виктору полегчало – пригрезилось, значит.
Было около пяти вечера, когда они подъехали к дому Макара. Жара стала спадать, солнце клонилось к западу за Шпареву балку.
– Вот спасибо, Вадим Спиридоныч! – поблагодарил Зотов, снимая с воза свою «Украину».
– Всегда пожалуйста, – пробурчал Спиридоныч, проверяя упряжь.
Когда кузнец отошел к калитке, старик горячо шепнул Виктору на ухо:
– Тот парубок – Макаркин прадед. Ен об этом никому не рассказывает.
Виктор удивленно уставился на старика. В ответ тот многозначительно подмигнул: смекай, мол.
– Чего он тебе нашептал? – От Зота не ускользнул их разговор.
– Да так просто, – пожал плечами Ковалев. – Стращает все.
– Ага, и всем говорит, что тот паренек мой прадед.