– Не-тара-пися, – приостановил его Макар, наливая в хрустальные стопочки рубиновую жидкость. – Никто отбивные не съест. Кроме меня, конечно.
Зотов улыбнулся:
– Ну, давай.
– За тех, кто в море!
Во рту Виктора разлилась малиновая вкуснота, язык щипнуло кислинкой. Гость восторженно уставился на пустой стаканчик, потом на бутылку с настойкой.
– Это вино?
– Та какое вино! – отмахнулся Зотов. – Какое вино в нашей Оторвановке? Чистый самогон.
– Макар делает из местного пойла прекрасные настойки и наливки. – Лиза коснулась пальчиками руки кузнеца.
Виктор позавидовал другу, когда увидел, с какой нежностью девушка смотрит на Зота.
Ковалев решил блеснуть красноречием:
– Как человек, кое-что понимающий в выпивке, – он ничего не понимал в ней, но статус столичного гостя обязывал, – скажу так: питье сделано с любовью. Какая классная штука! Можно создавать торговую марку.
Макар хохотнул, а Ковалева охватил приступ черной зависти, подогретый алкоголем. Лиза прислонилась к Зоту, едва не касаясь пушистыми ресницами его загорелой щеки. И что в нем привлекательного? Нос картошкой слегка облупился на солнце, брови выгорели. Полные губы? Длинные белые ресницы? Пожалуй, в сочетании с карими глазами они нравятся женщинам. Но рядом с аристократическим профилем Виктора Макар выглядел простовато. Деревенщина, одним словом. И все же Ковалев никогда бы не рискнул встать на пути Зота.
Виктора всегда удивляла одна особенность взгляда друга: когда он смотрел прямо на собеседника, у человека создавалось впечатление, что у кузнеца печальное лицо, нечто от плаксивого Пьеро. Потому многие обманывались, считая Макара трусом. Но стоило Зоту чуть наклонить голову, бросить взгляд исподлобья… Волчий яростный взгляд останавливал насмешника. А каким яростным бывает друг, Ковалев знал не понаслышке…
Полночь с 1987 на 1988 год
Над Кольским заливом стоял непроглядный туман. Так бывало, когда мороз под сорок и ниже. Час назад пробила полночь московская, провозглашая приход нового года. Виктору выпала редкая удача заступить в этот момент на трап. Понятное дело: кто же должен стоять на вахте в праздник, если не молодой карась? Макару повезло немного больше – он заступил к дизель-генератору. Шумно, зато тепло. А береговые команды – они суки. Взяли да и вырубили питание в десять вечера.
Витек вздохнул и потопал в корму корабля. На трапе – тоска смертная. Если не будешь топать взад-вперед, время совсем остановится. Оно и так едва ползет, будто не осталось внешнего мира или стоишь на самом его краю. Справа по борту – причал с громадой портового крана, контейнеры между его рельсами. Дальше – куб одного из цехов атомбазы ледоколов. За кормой черный округлый нос с надписью: «Арктика» да рыжая надстройка над ним.