— Идем к Петровской пристани! — закричали на палубе.
— Небось сам Пастухов встречает, — пробормотал Евгений Симаков.
— Это кто?
— Командир отряда.
— А-а… А Петровская пристань — это что?
— Есть парадный, а есть черный ход. Так Петровская пристань — это парадная, все равно что в Севастополе Графская… — Симаков не договорил и замолчал, и Паленов замолчал, потому что открылся им слева Большой Кронштадтский рейд, и на том рейде серо-голубыми громадами, вытянув вдоль палуб хоботы орудий, тревожно и грозно застыли корабли. Паленов не сразу понял, что это за корабли, но, когда узнал среди них линкор «Октябрьская революция», известный ему по фотографиям и многочисленным репродукциям с картины «Учения Балтийского флота», разглядел крейсера — один и другой, дыхание у него перехватило, и он уже больше ничего не видел, только эти бронированные громады, среди которых один мог стать его.
Ушли в глубь памяти Горицы и все недавние и давние тревоги и заботы, и думал Паленов уже бог весть о чем, а если говорить откровенно, то думалось ему, что наступит время — в его тогдашних мыслях оно уже наступило, — и он в каких-то больших чинах уже командует всей этой армадой. Трепетно и сладко защемило сердце, и захотелось ему закричать на всю ширь: «Флотом командую я!»
— Полно тебе, — сказал Евгений Симаков сердито и укоризненно.
— А что? — очнулся Паленов от своих красивых грез. — Я ничего.
— Ты-то ничего, только лицо вытянулось и в глазах нехороший блеск появился.
«Ах, черт ты, черт, — ругнул Паленов себя, вспомнив, как бабушка бранилась, когда была недовольна им. — Ну зачем тебе что-то там выдумывать. Сыт, обут, одет, ночь придет — дадут крышу. Что тебе еще? И не надо больше ни о чем заботиться, и, слава богу, не надо никем командовать. — Но уж тут в нем взбунтовалось честолюбие, и он возразил самому же себе: — А это почему же не надо командовать? На то они и командиры, чтобы командовать». Он нисколько не сомневался в том, что когда-то, вернее, очень скоро сам станет командиром, потому что в его роду многие были военными, в том числе и отец с матерью.
Выгрузили их на Петровскую пристань напротив бронзового Петра Великого, обратившего отсюда свой недремлющий взор в сторону рейда. Невольно и Паленов посмотрел туда, последовав его взору, и когда увидел и рейд, огражденный от моря фортами, вросшими прямо в серые воды, — столь малы были островки, на которые они взгромоздились, — и корабли на рейде, а за кораблями тот берег залива (в Кронштадте, как он потом узнал, его звали материком), поросший синим лесом, и этот лес на материке, и форты, и корабли, и сам залив, как бы устремленные в ту сторону, где должно было кипеть и гневаться море, то вдруг понял, что прирастает он к этому Кронштадту — будет теперь и уходить из него, как из дома, и возвращаться, как домой.