Не шевелясь, Паленов скашивал глаза к двери, где на столе у дежурного по роте под колпаком из газеты горела лампа, и пытался рассмотреть, который же теперь час, но дверь, над которой висели часы, далеко, а лампа из-под колпака цедила что-то едва похожее на свет, и Паленов мысленно махал на все рукой — «а… была не была», — проворно стаскивал с тумбочки брюки и, стараясь не шуметь, натягивал их на себя.
Он замечал, что и левый сосед, Венька Багдерин, и сосед справа, Евгений Симаков, тоже ворочались под одеялами, просовывая ноги в штанины, и весь кубрик как-то странно шевелился и двигался, словно влезал в непросохшие за короткую ночь брюки. Зачем это делалось — они и сами не знали, но, может быть, в такие вот сырые и серые ночи в них прорастали службисты в хорошем понимании этого слова, чтобы потом составить костяк флота. Сколько там было времени на новеньких корабельных часах, подаренных матросами с линкора «Октябрьская революция», Паленов не знал, но, натянув еще и тельняшку, незаметно засыпал, и ему снова снилось, что он хочет спать. Этот сон преследовал его, как наваждение, и ему уже казалось, что он никогда не выспится, так и будет жить в состоянии этого странного предчувствия отдохновения от самого себя. «Мы же никакого зла никому не сделали», — снова начинал он молить какого-то своего бога и с этим неожиданно просыпался.
Над лампой у дежурного уже не было шутовского колпака, она светилась неярко, но ровно, и в кубриках оставались только темные углы, да в окнах стыли незрячие синие льдинки. Возле стола разговаривали, и среди этих негромких, словно бы стертых, голосов Паленов различил и устало-глухой рокот ротного старшины-мичмана Крутова Михаила Михайловича — дяди Миши, радостно-оживленный тенорок ротного командира капитан-лейтенанта Кожухова и еще чей-то притушенный бас, принадлежавший, видимо, какому-то большому чину, потому что когда слышался он, то остальные голоса словно бы почтительно расступались и стыдливо тушевались.
Голоса эти потоптались на месте и двинулись вдоль коек, которые двумя рядами, взгромоздившись одна на другую, как нары, выстроились вдоль осевой линии кубрика, оставив возле стены и окон проходы. Паленову бы следовало притвориться, что он спит, но черт дернул открыть глаза, чтобы получше разглядеть, кто же это осчастливил их своим посещением, и неожиданно он встретился взглядом с блестяще-черными, упрятанными в тень глазами командира учебного отряда капитана первого ранга Пастухова. Он внимательно так поглядел на Паленова и словно бы споткнулся, усмотрев что-то противное установленному порядку.