— Так слушай, князь, рассказ об экзотичесокй стране арабов.
То — Йемен южный, Аден — главный град. Жара, шамбалы — обувь их зовётся, и фута — юбка у мужчин от солнца.
Там сорок градусов в тени, и влажность, что рукой не шевельни.
В Торгпредстве я Советском — старший инженер. Я книги продаю арабам и медикаменты.
Хоть сам себе я — рыжий сэр, но, слава Богу, никому не должен алименты!
— Справляем праздник мы в Торгпредстве, в Хормаксаре, вино и водка там текут рекой.
— Хоть Горбачёв с Раисой нас слегка «достали»
(Она уже ушла, Бог её душу упокой!).
Насрали на запреты из Союза, что пить нельзя, иначе будет пузо!
Двадцатилетнее мы виски все вкушали. В Союзе в это время просто хлопали ушами.
И тут пришло 13 января. И было пасмурно, что в Йемене почти что невозможно!
За что попали мы в ловушку ту? Ну как так можно?
Наверное, не зря, я знаю точно: можно умереть неосторожно…
Поехал я в тот день на переговоры, на Мааллу. Так улица их главная зовётся.
Не взял с собою циркулярную пилу, ведь это просто шутка.
А факты таковы, что каждый йеменец, как минимум, 3 раза в день ебётся.
При том, что жизни продолжительность у них ужасна!
Мужик кончает жизнь свою лет в 40–42.
Возможно, это плохо, а возможно, и прекрасно!
Пустыня там, всё насмерть выжигает солнце.
Пусть это достоянье главное японца.
Не сдюжил бы там ни один крутейший самурай.
Ведь для японца это был бы АД, для йеменца, конечно, рай!
И вот попал я в эту синекуру, и еле-еле спас свою я шкуру!
В году ужасном том восемьдесят шестом —
я не был Бубкой и не прыгал я с шестом.
Как я уже сказал, тринадцатого января
попал под артобстрел — от страха и лицом я посерел…
Но, главное, не струсил окончательно.
Я развлекал людей, шутил и каламбурил просто замечательно!