На полке он стоял на прикроватной, над моею головой. Я кнопку утром нажимал и в музыку «врубался» всей душой. И ничего при этом не было нисколько перестроено. Ведь с вечера всегда мне станция нужная была настроена…
И вот в одно из воскресений 81 года — была зима, уже «спала» природа. Проснувшись в это воскресенье утром, нажал я кнопку, как обычно. Вместо любимой передачи, как в пустой бутылке от кефира, услышал я бездарное шипение эфира…
Я, разбудив жену, сказал ей прямо:
— Ну, Анна, в Польше началась, наверное, новая программа.
Возможно, Войцех Ярузельский для Солидарности устроил праздник сельский…
Мне не поверила она. А Польша уж лишилась «дна»… И сообщили днём, что генерал «великий» Ярузельский устроил путч военный: вот те на!
Я оказался прав: в ловушку вдруг попал Валенса Лех. В тюрягу «закатал» его тот польский генерал… При этом на весь мир себя он обосрал…
У Победоносца у Егория вся жизнь была — фантасмагория.
А. Б. А.
Вернул меня мой Государь, сказав:
— Ну, князинька, ты, половину моего задания узнав, сейчас «поедешь» в свои прежние реальные, а для меня немыслимые времена.
Пока не думай о Марьяне. Ведь в будущем есть у тебя жена. Но обещай мне, если ты, конечно, не предатель — ведь я колдун, волшебник, — в будущем и прошлом твоих возможностей податель. Не открываю я тебе пока секретов всех. Но знай, что ждёт тебя в конечном счёте удивительный успех!
— Клянись мне жизнью перемещаемой твоей, что и вернувшись в век реальный свой, запомнишь всё, что видел ты, как трель былую от любви умерший соловей. Ты будешь мне заложником своею головой.
Для этого ты должен осознать, что миссия, увы, ещё реально не завершена твоя. И служит ещё целый год волшебная машина мне моя!
Ещё далёк я от ухода, и это далеко ещё не кода!
И в ноги Государю я упал. Ему я объяснил, что на Марьяну, на «княгинюшку» мою конечно я запал. Хочу присутствовать я при рождении младенца. Её обнять. И после родов промокнуть ей лоб махровым полотенцем… Он отпустил меня.
Опять винты скрипели, и ритмы странные неведомой машины в моём ухе пели…
И вот на Красной площади стою я и смотрю.
— Что это? — сам себе я говорю.
В какой-то непонятной я одежде, но широко от удивления мои раскрыты вежды…
Ярко одетые люди с весёлыми, раскрасневшимися от лёгкого морозца лицами парами и поодиночке катаются по льду под весёлую бодрящую музыку.
(Кстати, предлагаю назвать этот каток «У Ильича»).
Возможно, это хорошо, раз мы, в целом, такие оптимисты. А, с другой стороны, ведь именно у нас существует самокритичная поговорка: «Иваны, не помнящие родства»…