– А жизни вы не лечите? – вдруг спросила Мона, горько усмехнувшись.
– Тут каждый сам себе доктор, – вздохнул Савельич.
Любовно поглаживая циферблат, поднесла часы к уху, услышала еле слышное перестукивание. Они действительно шли.
– Ну спасибо вам! Я пойду, там, кажется, опять снег начинается, – вздохнула она.
– Иди, милая, иди, а я прям сегодня открытку твою отправлю.
– Спасибо вам, пирожки очень вкусные, – искренне поблагодарила Мона.
– Ты заходи иногда, может, я тебе историю какую расскажу.
Кивнув и с трудом сдерживая слезы от того, что весь ее гениальный план провалился, Мона направилась к выходу.
«Милая», – прозвучало так тихо, что ей даже показалось, что она ослышалась. Повернулась к почтальону, чтобы в этом убедиться, тот пристально смотрел на нее.
– Я почту прямо сейчас отправлять буду, так что письмо быстро дойдет.
Несколько секунд она пристально смотрела на Савельича, но тот так благодушно улыбался, что ей показалось, будто все это просто игра ее воспаленного воображения. Терять было все равно нечего. Проверить стоило.
Мона вышла из здания почты и зажмурилась – с неба падали крупные хлопья снега, из тех, что так весело ловить языком. Липкие, мохнатые, разлапистые, из них получаются отличные снеговики. Она бы с удовольствием скатала одного с Яном. При мысли о нем настроение стало еще гаже. Что с ним не так? Или это с ней?
Девушка подняла лицо к небу и зажмурилась, снежинки танцевали на носу, ресницах, касались губ холодным поцелуем. Она легонько развернулась и приоткрыла глаза – с выбранного ею ракурса было отлично видно окно почты. Внутри горел свет, а на улице уже стемнело, так что все происходящее в небольшом помещении было видно, словно театральную сцену из темного зрительного зала.
Мона видела, как Савельич взял письмо, вышел из-за своей конторки, положил его на потертый стол. Затем снял с вешалки пальто, надел его, укутал шею шарфом, а на голову натянул смешную вязаную шапку, немедленно став круглым словно колобок и еще больше напоминая сказочного персонажа.
Затем он взял огромный черный зонт, стоящий на подставке, и направился к двери. Возле нее он нажал на кнопку, зонт распахнул хищную черную пасть и перекрыл собой выход. Держа зонт перед собой, Савельич попытался выйти, но ему это не удалось, – диаметр зонта был шире дверного проема. Он попытался снова и снова.
Девушку настолько удивило это зрелище, что, распахнув глаза, она не скрываясь пялилась на почту, ошарашенно наблюдая за происходящим.
Вначале ей показалось, что Савельич таким образом пытается ее развеселить. Но после того, как тот сложил зонт, снял шапку, размотал шарф, снял пальто и вернулся вместе с письмом за конторку, ей стало страшно.