В том же самом году мы побывали в гостях в Риттерсгрюне в Рудных горах. Я был в восторге от гор, в особенности от «Богемского двора», маленькой гостиницы у бывшей границы с Богемией. Маленькие комнаты с низкими окнами, клетчатые занавески, также клетчатое постельное белье, много куриц и великолепное спокойствие. У меня были еще большие трудности с моим бронхитом, однако он здесь явно ослабевал.
В 1943 году Берлин эвакуировали. На протяжении всей жизни я сердился, когда нас называли «эвакуированные». Эвакуировался Берлин, а не люди. И тут заметны последствия отцовского «языкового террора», и неудивительно, что я, обращавший внимание везде и всю жизнь на правильный язык и формулировки, часто наталкивался на непонимание.
В 1945 году, из-за угрозы авиационных налетов, мы отправились без отца в Рудные горы в Ритерсгрюн, чтобы прожить там два года в стесненных условиях как «чужаки», как говорили про нас. Ритерсгрюн оказался деревней вдоль вытянутой улицы с маленькой квадратной церковью, с крохотной железнодорожной станцией узкоколейной железной дороги из Грюнштедтеля, которая здесь же и кончалась, с большим лесом и отвесными склонами, с большим количеством зелени, домашней птицы и с великолепным воздухом. Здесь люди говорили на другом языке. Он приятно звучал в ушах, мягко, мелодично и соблазнял подражать. Уже первый день в маленьком деревенском доме, расположенном на Хаммерберге, возбудил мою фантазию, так как, хотя он был двухэтажным, но на верхний этаж можно было зайти с горного склона как на первый этаж, что выглядело довольно странно и дало повод для путешествий в мою страну мечтаний. И эти маленькие и низко посаженные окна! Из них можно было выглядывать не вставая на табуретку. Просто рай! Однако первый же день кончился катастрофой: я мылся вечером сначала в маленькой раковине, потом ноги в эмалированном ведре и продавил большим пальцем его ржавое дно. Небольшое наводнение вызвало у матери непонятную истерику. Сегодня-то мне ясно, что ситуация в чужом доме благодаря милостивому терпению дальних родственников, положение в стране, да и еще с тремя детьми предъявили матери просто чрезмерные требования. Но был доброжелательный двоюродный дед Пауль, радовавший детей резьбой, и двоюродная бабушка Мартель, сестра умершего в 1955 году дедушки по отцовской линии, которая при всегда мерцающей плите вязала и с благосклонностью и рудногорским диалектом дала детям то, чего они всегда неосознанно искали: нежность, любовь, расположение и внимание. «Скажи мне, что тебя тяготит!» или «Приходи, если тебе чего нужно». И ее любимое: «Отзываться дурно нехорошо», если дети насмехались над страной и людьми. Замечательные люди, которых мы нежно любили и почитали.