Почему люди болеют и умирают? (Строганов) - страница 2

Куда важнее, когда жизненно необходимый текст попался на глаза своевременно и стал той архимедовой точкой опоры, с помощью которой переворачивается взгляд на проблему, а иногда и на саму природу явлений...

В годы моей юности эту книгу, содержащуюся исключительно в спецхране, получить в библиотеке было невозможно, не имея на то специального допуска. Вдвойне этот факт был удивительным потому, что автор при жизни был объявлен классиком русской литературы, по своему мировоззрению являлся материалистом, умел не наживать себе врагов в верхах, был вполне обласкан властью, благополучно пережив и террор гражданской войны, и времена "чисток". Произведения входили во всевозможные хрестоматии и школьную программу, по жизни и творчеству выпускались монографии, а книги регулярно переиздавались тиражами в десятки и сотни тысяч экземпляров.

И всё-таки одна книга была под строгим негласным запретом. Казалось бы, из-за чего такая опала на книгу, появившуюся в далёком 1900 году, которую художественным произведением назвать сложно. Скорее - заметками и размышлениями. Отчего такая немилость, откуда секретность и стремление убрать подальше от любознательных глаз?

Речь идёт о сочинении Викентия Вересаева "Записки врача", посвящённой врачебной этике и науке, в которой он во всеуслышание рассказал о неприглядной, изнаночной стороне ремесла, претендующего на роль "вершителя жизненных судеб".

Эта вечная тема и нерассказанная история от Гиппократа до наших дней и дальше - до конца рода человеческого - о надежде и отчаянье, о попытке жизни отсрочить свой смертный час в схватке с неумолимой логикой болезни. А так же о тех, кто строит карьеру "на костях", греет руки на отчаянье и боли, приобретает общественное положение и отращивает эго до безразмерных границ на незримой власти врача над больным...

Последовавшая реакция "просвещенной публики", больше напоминающая травлю писателя, заставила Вересаева не раз и не два публично объяснять свою позицию о вещах, которые должны быть понятны каждому нравственно вменяемому человеку. К изумлению писателя он столкнулся с фатальным непониманием и со стороны "прогрессистов", и со стороны "реакционеров"; ни его книга, ни профессиональная позиция врача одинаково не принималась ни при царизме, ни при советской власти.

"Предлагаемые "Записки" вызвали против меня среди некоторой части читателей бурю негодования: как мог я решиться в общей печати, перед профанами, с полною откровенностью рассказывать всё... Негодование это представляется мне знаменательным. Мы так боимся во всем правды, так мало сознаем ее необходимость, что стоит открыть хоть маленький её уголок, - и люди начинают чувствовать себя неловко: Для чего? Какая от этого польза? Что скажут люди непосвящённые, как поймут они преподносимую правду? По поводу моих "Записок" мне приходилось слышать от врачей возражения, которые я положительно не решаюсь привести, - до того они дики и профессионально-эгоистичны; а слышать их мне приходилось от многих. Я думаю, подобные возражения могут выплывать лишь из того непроглядного, безгласного мрака, в котором мысль начинает шевелиться, лишь вплотную натолкнувшись на вопрос... - Пишет Вересаев, отбиваясь от шельмующих его критиков сразу после выхода книги. - Впрочем, суть дела не в этом, суть вот в чем: почему профанам не следует знать о существовании указываемых вопросов? Кто дал кому право опекать профанов? Повторяю здесь то, что я говорю в "Записках": я лично не обращусь за помощью к только что кончившему врачу, не лягу под нож хирурга, делающего свою первую операцию, не позволю дать своему ребенку нового, мало испытанного средства, не позволю привить ему сифилис..."