Василенко в госпитале становился глухонемым. Он тоже «честно» трудился, с утра до поздней ночи занимаясь лошадьми, дровами да мертвецами.
Держался Тимофей бодро. Он заметил, что у Гали настроение подавленное от сознания своей беспомощности: она считала, что по-настоящему не может помочь товарищам. Целый день в госпитале, среди гитлеровцев. Даже сестре, которая рядом, невозможно помочь.
— Что же делать, что же делать? — шептала Галя сквозь слезы.
— Зачем так, Галя? — неумело успокаивал Тимофей. — Ты взрослая девушка и должна держать себя в руках…
— Да ведь конца войне не видать!.. — В ее голосе чувствовались отчаяние и горечь. — Ты гляди, сколько самолетов пролетает! И летят, и летят. Посмотри вон туда!
— Ну и что же, Галя. Много пролетает на восток: значит, больше их собьют наши! Ни один из них не вернется!
Галя неожиданно вспомнила короткий разговор, подслушанный ею совсем недавно в одной из палат госпиталя.
— Послушай, Тимоша, что я сегодня узнала! — прошептала она, оглядываясь по сторонам. — Наших ребят и девчат угоняют в Германию.
— Да, и я слышал об этом. Но я знаю также, что партизаны, перехватив эшелон с пленными, распустили всех по домам…
— Это хорошо, конечно. Но для чего их везут туда?
— Для чего? — переспросил Тимофей. — Заставят работать. Сколько фашистов полегло на нашей земле! Кто будет работать там, когда всех немцев подчистую забирают в армию?
— Да ведь это рабство! — воскликнула девушка и тише добавила: — О рабстве мы читали когда-то в книгах. А вот… сейчас…
Помолчали. Тимофей знал гораздо больше того, что сказал Гале. Фашисты, согнав из окружающих деревень подростков и девушек, уже сейчас собираются отправить их в Германию для работы на суконной фабрике майора Штаммера. Тимофей думал: сказать об этом Гале или промолчать?
Но Галя сама заговорила:
— А что же будет С Тамарой? Не знаю, что делать. Если и ее туда, в рабство?..
— О Тамаре не беспокойся. Сейчас ее не трогают. Правда, это должно насторожить нас. Неспроста они держат ее. Тем более…
Тимофей прикусил губу.
Галя почувствовала, как сильно и учащенно забилось сердце.
— Что? — прошептала она.
— Да ничего, Галчонок, — успокоил Тимофей. — Потом скажу. Все будет в порядке. Вот увидишь.
Тимофей взял руку девушки и молча погладил, как в ту памятную ночь. Только разговор шел совершенно о другом. О страшном несчастье, о горе людском.
— Да, очевидно, не меньше ста человек собирается Штаммер отправить в Германию.
В глазах у Гали потемнело, она прислонилась к дереву. Руки и ноги ослабли. Голос Тимофея, стоявшего рядом, казался ей идущим издалека. Но голос твердый, уверенный: