Старик умел разговаривать с деревьями, и Шерали только удивлялся, как они его понимают. Ведь деревья отвечали на вопросы. А если ответы были непонятные, старик переспрашивал.
Ни разу Шерали не услышал равнодушных вопросов. То, о чем спрашивал дед, его действительно волновало.
— Обидел аллах все-таки землю, — порой жаловался садовод. — Зачем человеку пустыни? Он подумал об этом? Пусть простит меня, но не нужны человеку пустыни. Вот и бережет человек каждый метр земли, возится с ним с утра до темноты. А если бы вся земля была в садах? Как ты думаешь, Шерали?
На мгновение старик замирал. Улыбаясь, прищурив глаза, он смотрел куда-то вдаль, уже не замечая сидящего рядом внука.
Таким и запомнил его Шерали, таким и увидел его в одну из последних ночей.
…В комнате наступила тишина. Минута, может быть, меньше, и комендант взорвется!
Так и есть!
— Заставить!
Комендант отойдет к стене, даже не присядет на табурет. Изредка будет слышно его торжествующее рычание.
— Пусть запомнит! Пусть! Этого еще не было, чтоб человек отказался от жизни…
Фон Штаммер подбадривал своих подчиненных. Иногда он вскакивал, подбегал к Шерали и кричал ему в лицо:
— На том свете, но заговоришь… Я из тебя по букве, по слову, что нужно, вытащу. Понимаешь? Щипцами вытащу…
Шерали Султанов снова погружается в тишину. Только далеко-далеко, словно придавленный чем-то тяжелым, огромным, раздавался писк. Он становился все слабее, слабее.
— Заставить! Заставить!
…Наступила ночь.
Паровоз дал протяжный гудок, лес ответил ему многоголосым эхом. Поезд тронулся. Загремели буфера вагонов, застучали колеса на стыках рельс, и вскоре огонек хвостового вагона, дрогнув, исчез во тьме.
На пограничном разъезде «Лесной» наступила тишина.
— Пройдемте, гражданин!
Шерали все еще не мог опомниться.
— Я приехал в отпуск. Произошла ошибка… — в который раз объяснял Шерали.
Лейтенант был невозмутим. Тронув козырек фуражки с зеленым околышем, он повторил:
— Пройдемте… Там разберемся.
Оставалось подчиниться. Растерянно глянув на родных, Шерали хотел было еще раз объясниться с пограничником, но затем досадливо махнул рукой и взял свой чемодан.
Деревянный перрон скрипел под ногами. Шерали шел медленно, тяжело. Он чувствовал на себе взгляды людей. Тамара, вероятно, смотрит испуганно, ничего не понимая, ее сестра Галя, с которой он так и не успел поздороваться, — растерянно. А их отец молча разглаживает бороду: «Черт его знает, а может быть… Сколько лет не видел Шерали?»
Не менее удивлен начальник разъезда. Одинокий человек, он только что, до прихода поезда, радовался счастью Опанаса Гавриловича. Шутка ли, вся семья собирается. То-то оживет хата лесника!