— Мука… два мешка. Сорт…
По поводу сорта мнение было самое различное.
— Высший… — доказывали мужички.
— Фриц вез для офицеров.
— А ты его спросил?
— Да некогда, Опанас Гаврилович, было расспрашивать. Визжать, как поросенок, начал. Вот и того…
— Ну раз не спрашивали, так и нечего шуметь. Мука… — Опанас Гаврилович замялся, сам-то он тоже в этих сортах разобраться не мог. — Значит, мука, запишем, обыкновенная…
— Высший… лучший записать… — пытался уговорить один из мужичков. — Настроение у людей будет… Узнают, что высшим сортом кормят…
— Хватит балабонить… — отрезал интендант. — Настроение и так у всех есть. А себе цену не набивайте… Придумали — высший сорт, офицерский…
Так и жил «Маленький гарнизон».
Партизаны, свободные от нарядов, дежурств и занятий, тоже не оставались без дела. Даже какая-нибудь мелочь, в мирное время казавшаяся чепуховой, теперь отнимала время. Многие сидели и неумело, но терпеливо чинили партизанское обмундирование, обувь, приводили в порядок телогрейки, шинели: ведь скоро зима.
Наступали и часы отдыха. По-своему интересные, разнообразные.
Вот сидит группа бойцов, и один из них не торопясь, с расстановкой, читает роман Горького «Мать». Внимательно слушает ефрейтор Янис рассказ о жизни Павла Власова, с молодых лет ставшего профессиональным революционером. В другом углу Василий Михайлов с горечью жалуется друзьям: просидели всю ночь в засаде, а ничего и не сделали. Хоть бы паршивого фрица заполучить!..
А в блиндаже, у буржуйки, Коркия горячо обсуждает действия союзников:
— Ворона вороне глаз не выклюет! Вот ведь как получается, да-ра-гой. Гитлер терзает Францию, да? А что делают Америка с Англией?..
— Это верно! Ворона вороне глаз не выклюет. Потому и не станут американские богатеи ставить палки в колеса германским капиталистам.
— Хватит говорить о них! — вмешивается в разговор Вася Михайлов. — Придет время, мы и сами справимся с фашистом. Оттуда армия ударит, отсюда — мы, глядишь — и войне конец… И разъедемся по домам…
— Ишь ты, какой быстрый, — раздаются голоса.
— Ты женат? — неожиданно спрашивает Коркия.
— Нет, — вздыхает Михайлов.
— А отчего же тогда по ночам фотокарточку смотришь?
Михайлов смущается и, чуть помедлив, вынимает из нагрудного кармана фотокарточку.
— Вот, сговорились мы с ней, да так и..
Сотников осторожно берет фотографию и рассматривает.
— Красивая, — замечает он. — Видимо, ветер был, когда снималась…
— Как в воду смотришь, ей-богу! — улыбается Михайлов. — У нас в Сибири ветер хозяином гуляет. Это она весной снималась… Правда, на ветру стояла.
— Очень красивая, — с жаром уверяет Коркия. — Такая, знаешь… Картинка такая.