Козлов, подал команду отходить.
Раненого они несли уже вчетвером. Два парня, по виду еще школьники, поняли, что это их освободители.
— Мы тоже с вами…
Козлов молча кивнул головой: «Хорошо!»
Максудов не отрывал рук от лица.
— Солнца не вижу…
— Сейчас темно… — соврал Козлов.
— Я ничего не вижу, Степан Иванович. Ничего…
— Увидишь… Увидишь…
— Не увижу солнца… Больше не увижу, Степан Иванович…
Парни, бледные, отворачивались, старались не смотреть на разбитое лицо партизана.
— Не увижу солнца… — твердил Максудов в забытьи. — Не увижу…
Рукавом вытер Степан Иванович глаза. Он уже не отвечал. Максудов был прав. Максудов не увидит больше солнца и, наверное, не почувствует его тепла…
— Стой… — почти шепотом скомандовал Степан Иванович. — Здесь… Кладите.
Тело Максудова положили на траву.
— А вы… — Козлов, не глядя на юношей, попросил: — Вы отойдите… Пока отойдите…
— Вот это работа так работа! Завидую тебе! Рой глубже!
— И то! Я уж зарою их, будь спокоен, живыми будут — не встанут… Конца им нет, проклятым.
— А ты что — жалуешься?
— Грех жаловаться… Вон сколько уже закопал! Дай боже не последнего!
Никто не слышал беседы двух друзей: Тимофея, державшего в крепких руках лопату, и Шерали, сидевшего на одном из бугорков.
Прошел легкий дождь. Земля слегка отсырела и приставала к лопате. Тимофей сердито стучал ею по ступенькам могилы и ворчал:
— Конечно, не стоило бы для них так трудиться, да уж лучше зарыть поглубже.
Закончив работу, Тимофей внимательно осмотрелся вокруг, прислушался:
— Почудилось… Нет, сюда они не ходоки, не любят «нового фатерлянда». Так, значит, решил?
— Решил, Тимофей.
— Одно меня тревожит. — Тимофей закурил. Освещенное огоньками самокрутки лицо его было строгим, постаревшим.
«Как он изменился, — невольно подумал Шерали. — Тот ли Тимофей, Тимошка, гуляка, весельчак, в котором никто не признавал серьезного человека? Галя и любила, и побаивалась его. Наверное, и не писала ему из Москвы только по этой причине. Может быть, и немцы доверяют ему спокойно. Репутация «шального» помогла…»
Тимофей скорее почувствовал, чем увидел, как Шерали улыбнулся.
— Ты чего?
— Да так… Вспомнился человек один.
Тимофей тоже улыбнулся.
— Веселенькая картина. Сидим на могилках фашистов, покуриваем, посмеиваемся. А может, под нами какие-нибудь там оберштурманы… тьфу! Не выговорить. Ну да шут с ними, никто их сюда не приглашал… К делу давай. Это ты свободная птица, а я на работе. Начальство может хватиться. — Тимофей покачал головой: — Ну и солдат попался. Пьет, сволочь, с утра до ночи… Лыка не вяжет.
Затушив о каблук сапога окурок, Тимофей уже переменил разговор: