Наконец я подъехала к одному из тех сооружений, где три в одном – паркуемся, закупаемся, развлекаемся. Бетонную крепость, которая по ночам должна пылать неоновыми огнями, выбросило на берег в стороне от автомагистралей, посреди полей. Перед торговым комплексом стояла гигантская автостоянка и боулинг в испанском стиле, он же бар, он же ресторан; рядом на обочине высилась кегля исполинских размеров. Но едва я отвлеклась на декоративную желтоватую штукатурку «под камень» и оранжевую черепицу, как раздался мощный взрыв. Передняя стена боулинга-бара-ресторана рухнула, словно съемная деталь кукольного домика, и все вокруг весело заполыхало. Из здания выбежало с полдюжины людей – первые признаки жизни за утро; и все упали, подстреленные снайперами из полыхающих развалин.
Тут же, прямо передо мной, мина разнесла часть дороги.
К бою! Притормозив у обочины и не заглушив мотор, я покинула свой корабль. Мимо меня свистели пули, а я устремилась к торговому центру, рассудив, что там больше шансов укрыться. Однако и там раздавалась стрельба; я нырнула в разбитую витрину супермаркета и почувствовала ветерок от пули на своей щеке, услышала, как она впечаталась в стену, обдав лицо битым стеклом, подползла к вагончику, заполненному галантерейными товарами: бумажные салфетки, одноразовые стаканчики, сервировочные салфетки… и притаилась позади, дрожа. Супермаркет явно грабили, и не раз. Пол покрывал слой муки и лужи разлитых сиропов, под ногами хрустел сахар, стояла специфическая вонь от протухших молочных продуктов, в разбитых холодильниках роились тучи мух. На исковерканной площади то появлялись, то исчезали участники рукопашного боя, которые прыгали, кричали, падали среди облаков пыли от крошащегося бетона. Свистели пули. А я не могла взять в толк, что происходит.
Какой-то мужчина в зеленой крапчатой военной форме быстро заскочил в витрину супермаркета и присел, чтобы перезарядить пистолет, однако выстрелить он не успел – его настигло очередью из пулемета. Между тем инцидент приблизился к концу. Горстка окровавленных выживших дали деру от торгового центра, отстреливаясь на бегу; последний швырнул назад ручную гранату. Падающие обломки пролились дождем, я захлебнулась в осыпающейся штукатурке, и все исчезло.
Очнувшись, я поняла, что мне грубо тычут под ребра холодным металлическим стволом, и, открыв глаза, увидела юношу с черными кудрями и серьгой в левом ухе, сидящего передо мной на коленях. Я лежала спиной на груде щебня, голова гудела, дюжина мелких царапин кровила, зато кости были целы, обошлось без серьезных повреждений. Мальчишка, который растолкал меня винтовкой, заговорил на непонятном мне языке, похоже, испанском. Через секунду, сообразив, что я ни слова не понимаю, он положил винтовку, обхватил меня и помог встать на ноги. Так кружилась голова, что я не могла идти самостоятельно; он почти потащил меня на себе через тектонические сдвиги на полу торгового центра. Мы доковыляли до развалин магазина спорттоваров, которые образовывали пещеру; посреди вороха раздробленных досок для серфинга какие-то военные в гражданском планировали на крыше пулеметную точку, обкладываясь мешками с песком, другие выстраивали пленных с угрюмыми лицами в колонну, а третьи обрабатывали раны себе и всем вокруг. Там было человек тридцать – тридцать пять, кто-то черный, кто-то коричневый, кто-то желтый, кто-то белый, по большей части молодежь, некоторые совсем юнцы, без отличительных знаков, разношерстная толпа хорошо вооруженных бродяг.