Когда со скудным завтраком было покончено, мы вышли из машины и пошли вдоль берега. Сквозь изношенные подметки в кроссовки попадала галька, сбивая ноги. Море оставалось спокойным, на поверхности почти ни одного гребешка; день выдался пасмурный. Лилит подвела меня к расщелине в скале, такой узкой, что взрослый человек мог проскользнуть в нее лишь боком. Из этой расщелины бил пресноводный родник, увлажняя галечный берег и исчезая в почве. Лейла протянула мне фонарь. Похоже, мне предстоит в гордом одиночестве лезть в эту естественную скалу на встречу со своим создателем.
Лилит поцеловала меня в щеку и, шлепнув по мягкому месту, велела прекратить тянуть время и пошевеливаться, а она пока вернется и подумает, можно ли чем-то помочь той сумасшедшей старухе.
Я поняла, что делать нечего, нужно втискиваться в пустоты горной породы; через секунду насквозь промокли в ледяном ручейке кроссовки, кожа поцарапалась и содралась в безжалостных каменных тисках, я наставила синяков и ссадин на коленях и локтях. Мои волосы цеплялись за выступы; фонарик высвечивал лишь невыразительную горную породу. Распластавшись как камбала, я упорно пробиралась вперед. Каждое движение давалось с чрезвычайным трудом; и вскоре я обливалась потом. Проход оказался тесным, душным, влажным; сернистый ручеек подванивал тухлыми яйцами. Понемногу исчезли из вида и светящаяся позади расселина, и лазурный блеск моря; меня сжимало как сырную голову, но я по капле просачивалась вперед.
Матерь поместила себя в самое герметичное из противорадиационных убежищ. Она явно настроилась пережить холокост.
Над моей головой штат Калифорния проходит целый ряд преобразований. А Эва преодолевает бетонную инволюцию пещеры. Возвращается к своей матери.
Сколь усердно я ни наваливаюсь на скалы, я не становлюсь ближе к Матери; хотя ручеек, по которому я ступаю, теперь мне по колено, вода чуть прогревается, приятное и хорошее тепло. Я энергично ощупываю пространство впереди себя фонариком, он неожиданно натыкается на каменный зубец; вздрогнув, я роняю его падающей ракетой в ручеек, и мой единственный источник света – бульк – тут же гаснет.
Темно и тихо.
Скалы, между которыми я зажата, как между страницами гигантской книги, сделаны из тишины; я зажата между страницами книги забвения. И книга эта, разумеется, закрыта.
Я – обременительный рудимент из Содома и Гоморры. Я превращусь здесь в камень, как жена Лота!
Мне знакома эта паника, когда попадаешь в чрево земли.
Распластав руки по поверхности скалы, я сделала последний выпад вперед. Правая рука наткнулась на пустоту, и, потеряв равновесие, я свалилась в широкий, но мелкий бассейн с приятной теплой водой. Я сидела в воде, вдыхая полной грудью свежий чистый воздух, который непонятно откуда дул мне в лицо, когда раздался механический щелчок и зажегся свет; с высокого потолка огромной пещеры свисала одинокая лампочка.