Женщина-хирург, и хирург талантливый… Наверное, Олаф все-таки завидовал. А если не завидовал, то ощущал свою неполноценность рядом с нею. Он мечтал стать хирургом, а вовсе не танатологом, он ломал себя долго, и перешагивал через себя, и убеждал себя, что привыкнет. Не привык. Ему приходилось лечить живых и даже делать несложные операции, в экспедициях в основном, но ответственность слишком тяготила его, он все время боялся ошибиться. Нет, не колебался, принимая решения, и руки у него обычно не дрожали, но потом дожигал в себе этот страх, доходил до бессонницы и нервных срывов. Однако когда профессор с кафедры танатологии предложил ему место в интернатуре, Олаф был обижен, возмущен, собирался с гордостью отказаться.
- Ты все равно не станешь хирургом, - сказал ему профессор.
- Почему? - Олаф уже понимал, что это не его призвание, но еще на что-то надеялся.
- Тебе не хватит уверенности. А между тем ты прирожденный доктор мертвых.
- Откуда ты знаешь?
- Я видел тебя в анатомичке. Есть циники, из которых выходят неплохие эксперты, но не более, есть лирики, склонные к инфернальной поэтике, у них обычно маловато профессионализма…
- А я чем-то лучше? - поморщился Олаф. - Может, я тоже… циник…
- И первые, и вторые, если и заговаривают с мертвыми, то… слишком фамильярно. Ты же говоришь с мертвыми, как с живыми.
Олаф не усмотрел в словах профессора ничего для повышения самооценки, но через неделю дал согласие - больше от разочарования в самом себе и в будущем. Да, вскоре - через год примерно - он понял, что выбор сделан правильно, удачно. Возможно, ему повезло с учителем, а может, он и впрямь имел способности к танатологии.
Однако рядом с хирургами Олаф до сих пор чувствовал себя немного ущербно, а с Норой - вдвойне.
В тот майский вечер она пришла в секционную совершенно невозмутимой, как всегда, - после экстренной операции умерла роженица. Олаф собирался вскрывать ее утром: смерть женщины, да еще и родами, - это всегда тяжело, но лучше утром. Чтобы до прихода домой воспоминание успело выветриться из головы. А может, ему просто хотелось оттянуть неприятную минуту.
Нора, как обычно, была предельно корректна и немного официальна.
- Олаф, ты собирался уходить?
Он неопределенно пожал плечами.
- Я не имею права настаивать, но хочу попросить об одолжении. Ты не можешь вскрыть роженицу сегодня, сейчас?
Не хотелось. Совсем не хотелось. Но отказать Норе - это не умещалось в голове. Ей никто не смел отказать. Олаф не знал, чем мог бы обернуться отказ, - вряд ли скандалом или неприятностями, - но проверять почему-то не пробовал.