- Погоди, погоди, - Олаф оторвался от тела и выпрямился. - Ты же врач, «пятилетняя» - это не значит, что через пять лет все повторится, это статистика, вероятность…
- Да-да, вероятность… Еще послеоперационная летальность, - забормотала она. - Тоже вероятность. В нашем поколении вероятность рождения ребенка, способного дышать, - один к трем. Я родила девять… Вероятность всегда против меня, всегда! Через три дня мне исполнится сорок. После меня вообще ничего не остается, ничего!
Олаф скрипнул зубами, вздохнул и снял перчатки. Амазонка… Снежная королева… Разве можно все это держать в себе? Надо верить людям, опираться на людей. Понятно, сегодня у нее страшный день, - зашкалило. Вообще-то Олаф был паршивым психотерапевтом…
Она была высокой, доставала ему до виска. Человеку нужно чужое прикосновение - тогда он чувствует, что не один. Руки воняли, но не сильно, - хирурга не напугаешь. Олаф обнял ее за плечо, тронул губами волосы на затылке. Высокая - но тонкая, и не гибкая, как казалось, - хрупкая.
Она повернулась резко, вырвалась из рук. Сказала холодно:
- Ты… неправильно меня понял. Извини. Я не хотела вешать на тебя свои проблемы.
- Перестань. Это не проблемы - это беда.
- Да, и это моя беда. А не твоя. Мне не нужно сочувствия, можешь поверить. Мне нужно чудо. Волшебство. Мне нужно, чтобы вероятность повернулась ко мне лицом. Извини, просто… как-то все сразу навалилось… Этот день рождения еще… проклятый день рождения… И эта девочка сегодня, она же совсем девочка, ей еще двадцати не исполнилось, это просто… это какой-то чудовищный рок, никто не ждал…
Глаза Норы оставались сухими, но она поднимала лицо, будто хотела спрятать слезы. И морщилась. Холодная, отталкивающая красота исчезла, за ней не стояло ни обаяния, ни прелести, ни соблазнительности - ничего, что делает женщину желанной. Но… ничто не вызывает большего сочувствия, чем минутная слабость сильного человека. Нет, не сочувствия даже, не унижающей жалости, - странной, острой, болезненной любви.
Он поцеловал ее насильно, обхватив за руки, чтобы она его не оттолкнула. Она бормотала, что Олаф неправильно ее понял, что это чудовищно - в секционной, рядом с раскрытым телом, что ей не это вовсе нужно, что она не собирается больше рожать, а если и собирается - то не от первого встречного, что это вдов утешают в постели, а не матерей, что она не простит себе никогда, что это оскорбительно в конце концов! Но потом… Не сдалась, нет - приняла решение. Расслабилась, размякла и честно ответила на поцелуй. Ее хотелось отогреть, а лучше всего замерзших отогревают человеческие тела. Человеку необходимо чужое прикосновение…