– Вы прямо сейчас собираетесь начать инквизицию?– недовольно спросил Прцфф.
– А чего тянуть? Ротмистр герцога на заставе не выпустит его из города, оставить его мы не можем, а вы с вашими людьми хотите побыстрее начать вывозить трофеи из города. Так, что, начнём расследование сегодня, завтра у нас будет много дел.
Немного посовещавшись, монахи, Пруфф, Роха и Волков решили, что трибунал лучше проводить прямо во дворе, и солдаты стали выносить мебель. Аркебузы стали стрелять в воздух, нельзя отставлять заряд в стволе. Арбалетчики снимали болты с ложа. На том мятеж и закончился. Волков разряди и свой арбалет, передал его Ёгану.
Глядя на это Роха произнёс:
– А ты молодец, Фолькоф, ух и молодец, я уж думал, придётся драться. А ты их уговорил без железа.
Волков ему не ответил, он не знал Роху как следует, и не знал, честно ли он восхищается или льстит, а вот в Ёгане он был уверен, Ёган был простым деревенским мужиком. И Ёган произнёс слова, которые Волкову польстили:
– А я и не думал, что эти,– он кивнул на солдат,– начнут. Когда господин говорит, так его слушаешь и слушаешь, и мысли в голову не придёт перечить. Он похлеще попов разговаривать умеет.
На том мятеж и закончился. Кавалер сел на свой мешок с горохом и стал, есть, хотя есть ему всё ещё не хотелось. А хотелось ему завалиться спать в перины, в мягкие, воздушные перины, перины без клопов и вони, такие как в старом замке Рютте, наполненном сквозняками и запахами прекрасной дочери барона. На худой конец, вместо дочери барона, его бы устроила и красавица Брунхильда, тёплая и развратная. Но не было тут ни перин, ни красавиц, а были постные морды недовольных солдат, да злой и краснощёкий капитан Пруфф, да мрачный город без людей, да белокожий уродец, что валялся в грязи, выл и просил то еды, то воды, то смилостивиться над ним, а то и слал проклятия. Волков подумал, что он очень устал, и что рыцарское достоинство даётся ему нелегко, нет, нелегко, но отступить он не мог. И завтра на заре он собирался идти на штурм цитадели.
Глава 13.
Толстяку развязали руки, дали кусок хлеба и воды, а одежды и обуви не дали, затем усадили на лавку, посреди двора, перед ним поставили стол, накрыли рогожей, как скатертью, на скатерть поставили символ веры и Святую Книгу положили, тут же лежали четыре богомерзкие книги, что нашли у колдуна дома. Отец Семион вышел на средину двора и отлично поставленным голосом, как и положено священнику заговорил:
– Дети и братия мои, не волею своею, а токмо волею обстоятельств беру я на себя ответственность сию, и объявляю себя комиссаром Святой инквизиции, хотя и не достоин звания такого. Но более тут нет никого, и придётся мне нести обузу эту. Вторым членом комиссии беру я себе монаха Деррингховского монастыря брата Ипполита.