– Рад видеть вас господин во здравии, – и тут он полез в сумку, что была у него на боку, и достал оттуда большой кошель, подошёл и протянул его Волкову.
Волка взял кошель, взвесил его на руке, кошель был очень тяжёл, заглянул в него. Там было золото.
– Ваша доля господин,– сказал отец Семион. И протянул кавалеру бумагу.
Волков взял и бумагу, но читать её не торопился, глядел на монаха – ждал объяснений. И монах объяснил:
– Это расписка от брата Иллариона, казначея его Высокопреосвященства. Которому мы пожертвовали треть, от денег, что взяли у колдуна по трибуналу.
– Ты отдал треть наших денег архиепископу?– Спросил кавалер.
– Да господин, и поверьте, так будет лучше. На комиссии, коли такая будет, казначей будет на нашей стороне, а значит и сам архиепископ будет на нашей стороне. Деньги то немалые.
– Немалые? – Волков опять взвесил кошель на руке.– И сколько здесь?
– Сто два гульдена золота, разной деньгой,– отвечал монах.
– О! – Произнёс Брюнхвальд, его лицо выражало восторг.
– Сто два, а казначею ты сколько отдал?– Спросил кавалер.
– Тоже сто два.– Отвечал монах.
– Значит и себе взял сто два?
– Да господин, раз мы с вами были членами трибунала, то мы и получаем деньги, хотя я, как глава трибунала, должен получить больше, но я не буду против дележа по равным долям.
– А долю брату Ипполиту давать не нужно? Обойдется, значит? – Ехидно поинтересовался Волков.
– Обойдётся господин,– спокойно отвечал монах,– он хоть в трибунал и входил, да был он писарем, а судили мы с вами, и приговор выносили мы с вами, и нам с вами на комиссии отвечать, а не брату Ипполиту. С него и спроса не будет. А значит и денег ему не нужно.
Волков ещё раз взвесил на руке золото и снова заговорил:
– А откуда мне знать, что ты себе не взял золота больше чем дал мне и казначею?
– А в том клянусь я своею бессмертной душой, что не взял я ни крейцера, ни пфеннига медного лишнего больше, чем дал вам и казне архиепископа!– Отец Семион поднял руку к небу, как бы призывая Создателя в свидетели.
Волкову пришлось верить клятве, он стал прятать кошель с золотом, но всё ещё не считал разговор законченным:
– Ну а зачем же ты тайком ушел, тога как вор, сказал бы мне, что треть мы должны отдать в казну и дело с концом, я ж не дурак и не и жадностью не одержим. Уж поделился бы с архиепископом. Говори.
– Сказал бы я вам, что раку нужно в Ланн везти, а не в Вильбург, вы бы послушали меня?
– Нет, конечно, я обещал её епископу Вильбурга, зачем же её в Ланн везти.
– И тем бы себя погубили, не послушались бы вы меня, и стали бы церковным вором, и грабителем вольного города, как и хотел бы наш добрый канцлер, брат Родерик, ненавистник ваш. А теперь мы в Ланн её повезём, отдадим святым отцам и там, при папском нунции уже и решат, что со святыней делать. И тогда вы будете не церковный вор, а сохранитель святыни.