Ближе к центру города к Волкову подбежали два человека, один был в хорошей одежде, толст и тяжко дышал. То был помощник бургомистра, он смиренно просил не везти весь обоз на центральную площадь, так как это запрещено, телегу с мощами – пожалуйста. А всё остальное просил везти к складам да к мастерским.
Волков послушал его, отправил людей Пруффа и часть людей Брюнхвальда с обозом к складам. А сам вскоре, был на центральной площади, перед самым роскошным храмом, который он когда-либо видел. Там у ступеней храма телегу с мощами и остановили. Зевак от неё отогнали. Брат Семион сходил в храм и вскоре вернулся.
– Ну что, можно заносить? – Спросил у него Волков.
– Нет-нет, господин, нельзя, протоиерей послал за архиепископом. Будем ждать его.
– А придёт ли? – Засомневался кавалер.
– Уж не извольте сомневаться, коли здоров, так придёт, такого он не упустит.
Народа на площадь всё прибывало, и все продолжали смотреть на кавалера и судачить о том, откуда он взялся да кто он такой. Волков терпеливо ждал.
И, наконец, из дверей церкви, откуда он там взялся, появился сам архиепископ. Был одет в простую полотняную рубаху до пола, без шапки и с посохом в руке. С серебряным символом веры на серебряной цепи. Он стал спускаться по ступеням к телеге, на которой стояла рака. Спустившись, воздел руки к небу, бросил посох и тяжело повалился на колени пред мощами. Туфли с его ног слетели, а он так и стоял, босой и простоволосый, молился. Брат Семион сделал Волкову знак и сам стал на колени. Волков спрыгнул с коня и последовал его примеру. Все вокруг становились на колени: и жители города, и Брюнхвальд, и Сыч, и Ёган. Все молились на площади. Кто как умел, так и читал молитвы, и кавалер читал, благодарил Господа за этот день, говорил ему, что не было у него дня лучше этого. Что день этот лучше, чем тот, когда его посвятили в рыцари.
А архиепископ встал и босой подошёл к раке, поцеловал её, громко благодаря Бога, обошёл с другой стороны и снова поцеловал, уже другую сторону. Люди встали, потянулись к телеге, но солдаты Брюнхвальда и подоспевшая городская стража оттесняли их обратно.
– Позже, дети мои, позже, вы все коснётесь её, мы поставим раку в соборе, любой сможет почувствовать благость её, – громко говорил архиепископ, – а сейчас мы поблагодарим нашего славного рыцаря, доброго воина, господина Иеронима Фолькофа.
«Он знает моё имя», – удивлённо думал кавалер, а архиепископ приблизился к нему, поднял с колен, ладонями склонил его голову, поцеловал в лоб и тихо сказал:
– Большое дело вы сделали, сын мой. Большое.