Сержант, старший на воротах, поинтересовался, видя военных господ, больше для порядка:
– Товары везёте, господа? На рынок?
– То трофеи, – отвечал кавалер.
–О, – восхитился сержант, – видно, добрый был поход.
С этой минут в городе Ланне было уже две новости: одна о гибели Руберхёртов, вторая о малоизвестном рыцаре, что привёз в город целый обоз трофеев. И про смерть славных Руберхёртов стали быстро забывать. И все хотели знать, кто же тот удачливый рыцарь, что привёл в город пушки и драгоценную раку с мощами.
Сначала, как и положено, о том прознали вездесущие мальчишки, потом и все остальные.
Отец Семион скинул рогожу и даже сам протёр раку от дорожной грязи. Сам шёл впереди подводы и выкрикивал:
– Люди добрые сердцем, в котором живёт Господь, идите и смотрите: кавалер Фолькоф, славный рыцарь, что побил еретиков в городе Фёренбурге, спас от поругания мощи святого великомученика Леопольда и привёз их в наш город, где никто не осмелится их поругать.
Горожане выходили из домов, мастера из мастерских, все осеняли себя святыми знамениями, кланялись, читали молитвы, кто как умел. Пытались подойти ближе, поглядеть на чёрное от старости серебро раки, дотронуться до святыни. Но солдаты Пруффа, переполненные важностью от причастности к происходящему, гнали их, не давали лезть к раке и под телегу.
Сначала Волков не понимал, что делает монах и даже злился на него. Потом до него дошло, что монах делает всё правильно, и он, было, успокоился. Но когда его обоз стал собирать толпы людей на узких улица, то снова стал волноваться, боясь, как бы не задавили кого.
А монах не унимался:
– Господь, да хранит славного рыцаря Фолькофа, что вырвал из лап безбожников, святыню!
– Который, который из них Фолькоф? – Слышалось со всех сторон.
Умный Брюнхвальд, что ехал от кавалера по левую руку, чуть придержал коня, что бы вопросов ни у кого не было. Теперь он ехал на пол коня сзади, а сразу за ним ехали Сыч и Ёган, оба в сине-белых одеждах, в цветах герба Волкова, а Ёган ещё и штандарт держал сине-белый да со страшным вороном, что глаз имел кровавый. И теперь ни кто из зевак уже не спрашивал который из них кавалер Фолькоф.
Все видели его. Волков снял шлем и подшлемник, он хотел, что бы его запомнили, знали. Возможно, он останется в этом городе навсегда, и пусть люди его узнают. Люди глазели на него и, если ловили его взгляд, кланялись.
А он был горд, горд и счастлив, как никогда в своей жизни, хотя его лицо и не выражало никаких эмоций. Но брат Семион всё видел. Он шёл перед телегой с мощами, на мгновение, замолкая, поворачивал голову и смотрел на кавалера. Видел его триумф. Чувствовал его состояние и улыбался едва заметно. И снова славил кавалера зычным голосом умелого попа.