– Вы дождётесь, Пруфф, я принесу завтра серебра, монет девятисот – продолжу вашей корпорации, и посмотрю, что скажут ваши люди,– угрожал Волков.
Пруфф зло сопел, он не забыл, как кавалер выкупил пушки.
– Берите тысячу, это намного больше, чем вы заслужили, – продолжал кавалер.
Пруфф злился ещё больше:
– Недостойно так для рыцаря себя вести.
– Соглашайтесь, Пруфф, вы даже и не мечтали о таких деньгах.
– Так из этих денег мы должны ещё и порции вашим людям посчитать!– Не соглашался капитан.
– А что они не заслуживают? Это мои ребята убили Ливенбаха. И в драке у арсенала они убили ещё одного офицера.– Напомнил кавалер.– Соглашайтесь Пруфф, иначе видит Бог, приду, завтра с мешком серебра к вашим людям, вы и тысячи не получите.
Пруфф был невероятно зол, но ничего поделать не мог, он знал, что как только его люди увидят серебро, они согласятся и на девятьсот монет. Они не захотят ждать.
– Недостойно так для рыцаря себя вести.– Повторял и повторял он.
Но дело было решено.
Вечером в гостиницу пришёл Роха, был он мрачен сел на лавку, на самый конец, молчал и ждал, когда кавалер заговорит с ним. А кавалер не хотел с ним говорить, он молча ел. Он, конечно, одолел Пруффа, но устал и радовался мало. Да ещё Брунхильда, вышла было к столу, была в новом платье, с кружевами. В новой, замысловатой шапочке. Но за столом не стала сидеть, велела ей еду в покои подать. Ему ни слова не сказала, даже не поздоровалась. За ней и Агнес ушла, но Волков успел подать ей сигнал, что желает говорить. Агнес кивнула в ответ едва заметно.
Наконец, поев, кавалер не выдержал и тоном едким поинтересовался:
– Что ж ты не весел, Игнасио Роха, по прозвищу Скарафаджо? Завтра от Пруффа получишь добрую сержантскую порцию серебра. Должен радоваться, а ты сидишь, глядишь на меня как еретик на икону.
– Сбежал аптекарь,– невесело отвечал Роха,– нет нигде его, и чан медный, собака, украл.
– То не беда, ты завтра получишь денег столько, что на десять чанов хватит, – всё так же едко говорил кавалер,– ты главное разузнай, как порох варить новый. Думаю, осилишь премудрость сию. Главное что бы тебе самому не пришлось мушкеты ковать, вот тут, думаю, ты не справишься. Нет. Кузнечное ремесло тонкое, ему годами учатся.
Роха привстал, потянулся к тарелке, на которой лежал нарезанный хлеб, но Волков отодвинул тарелку, Роха не достав хлеба, снова сел на лавку. Смотрел на кавалера.
– С мушкетами что?– Уже без всякой игривости спрашивал тот.
– Будем делать,– сказал Скарафаджо.– Сделаем.
– Порох ты уже сделал.
– Кузнец не сбежит, я просил Брюнхвальда присмотреть за ним, он обещал. Не сбежит. Сегодня уже ковать начал, я с ним сидел в кузне, если ствол опять трещиной пойдёт, будем других мастеров просить, что б научили. Хилли-Вилли при кузне оставил, они и приглядят и подсобят ему.