– Кажись, ворота кто-то ломает.– Отвечал Сыч.– Слышите?
Да, кто то стучал в ворота.
– Ну, так возьмите огонь, и идите с Ёганом узнайте кто, пришёл на ночь глядя.– Распорядилась красавица.
– Ну, а то бы мы в темень без огня пошли бы,– ёрничал Ёган,– спасибо что сказала. У самих то у нас ума то нет, так и попёрлись бы без огня.
– Пошевеливайся дурень,– продолжала играть роль хозяйки Хильда.
– Дурень, – передразнил её Ёган, но огонь взял и пошли они с Сычом на улицу.
Вернулись они с немолодым господином, тот был богато одет, и вежлив, всем кланялся, всем улыбался, пока Ёган бегал наверх за кавалером.
Волков спустился к гостю, поздоровался, и он сразу ему не понравился:
– Вы Моисеева племени?
– Да, я из жидов, как любят говорить люди вашей веры,– сказал немолодой господин,– зовут меня Наум Коэн.
Все с интересом слушали, даже дети кухарки, все хотели знать, зачем безбожник пришёл к рыцарю Божьему.
А Волков подумал, что этот господин пришёл сделать ему предложение по поводу завтрашней торговли, возможно, он собирался, что то предложить ему, и он спросил:
– И что вам от меня нужно, Наум Коэн?
– Хотел поговорить по поводу дома.
– Дома, какого дома,– не понял кавалер,– этого дома?
– Нет не этого, – медленно говорил немолодой господин.– По поводу дома, что сгорел в Фёренбурге.
Теперь этот господин нравился кавалеру ещё меньше. В комнате повисла тишина, да такая, что сказал кавалер негромко: «Оставьте нас». И все услышали. Стали вставать из-за стола, выходить прочь.
Ёган сдуру пошёл наверх, а не со всеми в людскую. Там догнала его Брунхильда и как кошка вцепилась, ему в лицо ногтями, драла и не выпускала, шипела при этом:
– Не смей, боле, мне перечить при слугах, и насмехаться надомной не смей, слышишь, ты холоп!
– Осатанела, что ли?– Ёган оторвал её пальцы от своего лица.– Рехнулась?
– Не смей я сказал,– продолжала беситься Брунхильда и стала бить Ёган, да всё по морде, по морде. А рука у не была не лёгкая. И приговаривал,– холоп, быдло, смерд.
А он только закрывался, и отбрёхивался:
– Да отойди ты припадочная.
Наконец красавица устала, она была удовлетворена, хоть и руки заболели, и пошла в свои покои.
А Ёган остался у лестницы, вытирал кровь с расцарапанного лица, и ругался тихо:
– Вот шалава беззубая. Дура шепилявая.
К нему подошла Агнес, она видела всё, девочка достала тряпицу из рукава, стала вытирать кровь с лица слуги, и заговаривать боль, тихонько говоря непонятные слова. А Ёган говорил:
– Это вон она какая, а ведь только даёт господину, а что будет, когда женой его станет?
– Дурень ты Ёган, – улыбалась Агнес,– никогда она женой его не станет, какая ж она ему жена. Девка она трактирная, а он рыцарь, рыцари на таких не женятся.