Дальше всё было как в страшном сне. Я бежал по тёмным переулкам, настигаемый неотвратимо приближающейся погоней. Топот коней, стук рвущегося из груди сердца — оно колотило по ребрам изнутри как палка по забору. Струи грязи, летевшие из-под сапог, когда я попадал в невидимые уличные лужи. И страх, страх… Пощады, я знал, не будет. Особенно после тех геройств, что свершит там, наверху, князь Корней. В последнем можно было не сомневаться, тверяки не нравились ему ещё с зимнего плена.
За две улицы от нашего дома я угодил своей многострадальной головой в бревно коновязи. Наступила тьма. Последнее, что уловил я краешком уходящего сознания, был голос Салгар, зовущий меня.
И снова голос хозяина возвращает меня в явь: — Аринка ныне далёко живет, аж под самым Торжком. Как увез зятёк пять годов назад, так и дорогу домой забыла. Да и то сказать — замужняя жена! Уж и своих троих родила. Я у них тот год летось две недели гостил… Ах славно покосили!
— Погоди, дядя Тима, — мой голос самому кажется чужим. — А я как сюда попал?
— Дык, прибрёл. Грязный, страшный…Кабы девчонка не пищала, я бы и в дом пустить забоялся. Пёс его знает — кто там под дверью хрипит?
Я всё ещё не могу вспомнить чего-то очень важного:
— А это…ещё кто…кто со мной был?
— Да никого. Меч при тебе был, вон под зипуном висит. Я ещё думаю: вот так каменщичков Господь в постояльцы прислал! Чисто разбойнички…
— Не разбойники мы, дядя Тима.
Я снимаю с пристенка меч. Деревянные ножны в струпьях присохшей тины, рукоять торчит криво. А когда я пытаюсь выправить её, лезвие клинка легко переламывается возле самых усков. Это меня окончательно доконало. Боже мой! Закатиться за тридевять земель, каждый миг опасаясь быть опознаным в чужом городе, где милостью можно считать если повесят сразу, а не после лютых допросов, и в одночасье потерять единственного товарища и единственную ниточку в своем расследовании — пленную татарочку! За это московский князь по головке не погладит.
Таких новостей хватило б убить горем даже лошадь! И что в итоге? Маленький сопливый подкидыш и поломанный меч? Стоило стараться!
Я сел на хозяйскую лежанку и, схватившись за виски, застонал от тоски. Выть, правда, пришлось вполголоса, чтоб не разбудить дитя. Старый охотник подсел рядом и, приобняв меня за плечи, укоризненно сказал:
— Не-е! Не та пошла молодежь. Да разве раньше мужик бы так нюни распустил? А ты… Ладно, ладно, уймись! Айда, чего покажу…
Он помог мне встать и, придерживая как тяжелобольного, завел на свою половину. На широкой лавке, на бочку, положив щёку на сложенные ладошки, спала женщина. Это была Салгар.