Салгар, молча с интересом следившая за пробежками бобыля по избе, решилась прервать мужские страсти:
— Что случилось, дедушка?
Серебряный девичий голосок, каждый раз запросто растоплявший мягкое сердце старика, сработал и тут. Дед оставил кружение, сел на лавку и начал обречённо вздыхать.
— Не поладил я со старцем, — вместо деда ответил я. — Теперь мы как заразные, нас всякий в шею послать может.
— Пойдём, Саша, в Москву? — робко сказала Салгар.
— Не могу… Не можем мы сейчас в Москву! Дед, ты прежде чем в Торжок лыжи вострить начнёшь, сведи-ка меня обратно в город.
— Это чего ты там забыл? — забеспокоился бобыль.
— Спрос. Кстати, и на болото бы поглядеть не худо.
Ночью я долго не мог заснуть. Мешали бесконечно прокручиваемые в голове мысли о ближайшем будущем, покряхтывание Салгар-младшей, да вздохи и сопение Пеструхи, доносившееся из дровяника. Дед Тимофей, отстрадавши своё, наполнял внутренности избёнки совершенно будничным храпом, молодецки взбираясь от могучего медвежьего рычания к тончайшему синичьему посвисту. Салгар в очередной раз встала наощупь поправить одеяльце на ребенке и, укладываясь, придвинулась ближе ко мне.
— Саша, я чувствую, ты не спишь.
— Чего тебе?
Ночь, тесная избушка, звёзды в проеме волока, близость женщины, её шёпот — полный набор причин, чтобы… Между прочим, Салгар была девкой очень видной и, временами при взгляде на неё, что-то такое закрадывалось в мою душу. Тут врать не приходится. Невзирая на нелепый, давно отслуживший все сроки малахай из припасов деда Тимофея, надетый на ней, Салгар ухитрялась подавать себя самым выгодным образом. Красота и молодость её действовали даже на старика охотника: «Ой, девка, мне б лет сорок скинуть!».
— Саша, а как ты думаешь, Корней жив? — спросила Салгар.
«Тьфу!» — подумал я с огорчением. И, одновременно, с облегчением.
— Хотелось бы, чтоб живой был.
— Ты пойдёшь за ним?
— Пока только в Тверь схожу, может, узнаю чего…
— Слушай, а почему дедушка так расстроился?
— Понимаешь, он всё ещё переживает, что взялся нам помогать: князья-то наши враги промеж собой.
— Какая разница простил бы его поп или нет?
— Во-первых, не поп. Попы в церкви, а он — старец, пустынник, даже святой, может быть. Народ, что кругом живёт, чтит его. Он же молит Бога за всех. Да и к кому за утешением податься? Князья собачатся меж собой, аж шерсть летит. Только и осталось у нас на Руси общего — язык да православная вера.
— А почему хан Узбек для Орды другую веру принял, мусульманскую? У нас, я знаю, много христиан среди татар было…
— Ты Узбека часто видела, чего не спросила? Ладно, ладно, не сердись, куда поползла — деда разбудишь!