— Прости, — Сириус сел на кровать и заглянул мне в глаза снизу вверх взглядом провинившегося пса. — Прости, мне нужно было позаботиться о тебе, а не бежать за Питером.
— Ну что за глупости, — я даже обрадовался возможности отвлечься от неприятных мыслей.
— Можно подумать, ты навсегда меня Хагриду отдавал. И я, думаю, поступил бы так же. Вот только маме не понравится, что вы годовалого ребёнка на летающем байке катали. И достанется тому, кто в этот момент окажется ближе.
В ответ Сириус мрачно хохотнул: — Считай, попытку сменить тему я оценил и обязательно расскажу о Лили и Джеймсе. Но сейчас, думаю, будет правильней рассказать о себе и о том, почему я сбежал из дома.
Он начал рассказ с описания дома большого и мрачного. Где по стенам висели высушенные головы домовых эльфов. А смех считался чем-то непристойным, впрочем, как и любое выражение чувств. И единственное, чего не касалось это правило — гнева миссис Вальбурги Блэк. А гневаться она могла часто и по любому поводу, громко и со вкусом. По её мнению, каждое действие начиная с утреннего умывания должно было сопровождаться раз и навсегда выверенными ритуалами во славу рода Блэк. Глава рода, Орион Блэк, самоустранился от домашних дел и от воспитания детей. Вспомнил он о своих обязанностях лишь тогда, когда шестнадцатилетний Сириус, подвергшись круцио матери, сбежал из дома.
Что такое круцио, я спрашивать не стал, и так понятно, что ничего хорошего.
— Я тогда убежал к Джеймсу, и меня там приняли как родного. А папа запер матушку в доме. Где она, кажется, окончательно сошла с ума. Вот уж не думал, что когда-нибудь туда вернусь, — крёстный вздохнул и резко встряхнувшись, как воду сбросил с себя неприятные воспоминания, добавил:
— Тебе вовсе не обязательно рассказывать о своей жизни у Дурслей. Просто знай, когда будешь готов, я выслушаю и пойму. А пока можно поделиться воспоминаниями о Хогвартсе. Мы там шороху в своё время навели. Вы тоже, чую, не скучали.
Мы проболтали до обеда, смотрели фотографии и снова болтали. Мародёры действительно были теми ещё хулиганами. Как у военного не бумажного, а настоящего, у Алекса слово «мародёр» не вызывало отрицательных эмоций. Оставить мёртвому врагу оружие, боеприпасы, медпакет и продовольствие — это всё равно что убить товарища. Не можешь взять — спрячь, не можешь спрятать — уничтожь. А чистоплюйство для героев, книжной пропаганды.
Правда, ребята, никогда не ходившие в начальную школу, о значении слова ничего не знали, их так просто обозвал один рэйвенкловец, а оно как-то и прижилось. Мой урчащий живот, привыкший к регулярному хорошему питанию, напомнил нам о времени. А я ещё вспомнил о зеркале, за которое так и не взялся. Сириуса я опять накормил бульоном с гренками, к которому добавил варёный картофель с маслом и солью. Его как-нибудь врачу показать, только не знаю, как. Парик и линзы — вещи хорошие, но врачу ещё и суть проблемы объяснить нужно будет.