Наступил вечер, а Сабина все еще не приходила. И вестей от нее никаких не было. Все сборы в доме у Ксендза, все приготовления к отъезду были закончены. Все мы сидели на кухне на мешках и узлах с вещами. Стенные часы были обернуты холстом, обвязаны веревками, но Ксендз высвободил из-под холста циферблат. Мы время от времени поглядывали на черные стрелки. Укутанные в тряпье, часы тикали глухо, каким-то сдавленным голосом.
— Не придет. Не хочет с нами проститься, — вздохнул Ксендз.
Пани, поставив локти на стол и обхватив руками голову, глядела на огонек лампы. Эмилька, опершись о мое плечо, дремала, приоткрыв рот. Ярек присел на приступок печи и качал ногой. Ксендз набил трубку, закурил и попыхивал не спеша, высунув вперед черную кудрявую бороду.
— Не забыл, что в конюшне спрятал? — бросил он Отцу.
— Не забыл.
Посидели еще немного, но вот Отец поднялся и сказал:
— Ну что же, коли так, я пойду за ней.
Мы все знали, что это он говорит о Сабине. Но никто из нас не проронил ни слова.
Я уснул. Всего лишь на какое-то мгновенье я открыл глаза — лампа была притушена, все спали. Отец еще не возвращался. Я обнял Эмильку одной рукой. Она глубоко вздохнула. Я уснул снова.
Пробуждение мое было внезапным и резким, словно блеск ножа. Крик, пронзительный крик, появившейся вдруг в дверях Ханули, порыв ветра, скачущий огонек лампы, крик Пани, Ксендза, мой крик… Хануля сбросила со спины беспомощное, поникшее тело моего Отца, уложила его на расстеленных нами с лихорадочной быстротой мешках… Я припал к Отцу, тронул его за плечо. Он открыл глаза, шепнул: «Ничего, ничего», — умолк и снова опустил веки. Лицо и волосы у него были в грязи, с одежды стекала вода.
Я восстановил картину случившегося сначала по бессвязным возгласам Ханули, а потом по многочисленным рассказам Отца.
Он направился к лесопилке нашей привычной дорогой — через лес. По дороге свернул к нашему ручейку, чтобы взглянуть, не залила ли вода ров. Он очень удивился, заметив, что кто-то ломает возведенное нами укрепление — разбрасывает ветки и дерн, который мы натаскали в прошлый раз, когда шли в Село. Он подошел ближе и узнал Альберта. И Альберт тоже тотчас узнал Отца. От Альберта сильно пахло водкой.
— Что ты тут делаешь? — спросил Отец.
— Да вот, возвращаюсь из Поселка. Жилье мое сгорело.
— А ты что, не знал об этом?
Альберт промолчал.
— И утешили люди добрые погорельца?
— Не без того. Хватил слегка. Иди, отстань от меня.
— А ты зачем чужую работу портишь?
— Потому что мне так нравится. Потому что все вы сволочи.
— Ведь ты нашел здесь нефть раньше меня. Только скрыл это дело.