Сразу же возникают следующие ассоциации. Если сравнить окружающих его людей с этой марионеткой-амулетом, становится очевидно, что все веревочки от всех фигурок находятся у него в руке, потому что он ведь в Злочеве П е р в ы й. Хотя, как он это в последнее время не раз с огорчением отмечал, он уже не тот человек, каким был два года назад, когда вышел из черной «Волги» Старика перед внушительным зданием уездного Совета, где происходил памятный ему пленум, тем не менее он продолжал оставаться человеком, не знавшим поражений. Независимо от того, нравилось это кому-нибудь или нет, в этой игре раздавал карты по-прежнему он, заранее определяя шансы других, чего не менял факт, что ныне это были партнеры, а не люди, послушно выполняющие его волю, как это было прежде.
Михал уже много раз задумывался над причинами такого положения. Как это часто бывает, он не видел здесь собственной вины и лишь упрекал себя в недостаточной последовательности. Ибо если в самом начале он решился взять на себя всю ответственность и всю власть, то теперь (прежде, чем это стало полуофициальным упреком, ему об этом шептал сидевший внутри язвительный чертик) он не имел права ни на секунду забывать о том, что такой метод управления отрезает все пути назад, как и лишает возможности идти на какие бы то ни было уступки.
А ведь было ясно, что самый трудный этап уже позади, что он уже миновал символический поворот и что прошло время, когда он так многим был обязан случаю, когда независимо от его утонченной интуиции или пресловутого шестого чувства партийного работника все те рискованные решения, которые он принимал, вместо того чтобы способствовать общему благу, могли, как неумело брошенный бумеранг, трахнуть по башке его самого а если уж не уничтожить полностью надежд, какие возлагал на него Старик, то, во всяком случае, нарушить его собственное равновесие, что при постоянном балансировании на канате могло привести к плачевным результатам.
Однако он успешно использовал свой опыт, развеивая живучие, облепленные ложными этикетками мифы о том, что политика исходит из принципа существования первостепенных и второстепенных соображений и различных интересов общества и личности; сам он считал, что главный принцип — справедливость, и это сразу делало его в глазах злочевских обывателей человеком подозрительным, вызывающим множество сомнений.
Михал Горчин облачился в тогу единственного праведника, но не был библейски прост с людьми: он был человеком сухим, скупым на разговоры. Правда, порой очень горькая, которую он с неприличной откровенностью бросал людям в лицо, его самого прикрывала от стрел критики непроницаемым щитом.