— Вы маленький человек, товарищ, — бывало, говорил он, — делая проблемы из пустяков, вы равнодушно проходите мимо вещей действительно важных. Ваш мелкий эгоизм ослепляет вас.
Или:
— Вы погибнете в этой среде, если не начнете понимать людей, если не сможете с ними договориться и убедить их в своей правоте.
А иным говорил:
— Вы не годитесь для этого поста. Этот пост и связанная с ним власть слишком долго прикрывали вашу бездарность, неуклюжесть. А ведь не власть должна всегда быть права, но человек, который в данный момент ее представляет. А вы и как человек, и как работник малоценны, поэтому вы должны уйти.
Да, таким был он вначале, когда внешне с легкостью, но на самом деле лишь следуя чувству долга высказывал эти и подобные им слова правды, которые не только не помогали людям, не поправляли их, а, наоборот, обескураживали окончательно, лишали их каких бы то ни было шансов, вместо того чтобы оставлять хоть какую-то надежду. Так родилось то, что позднее стало слабым местом Михала: увлеченный своими мыслями, отрицая принципы, принятые в этой среде, он забыл, что лучший путь — не всегда самый короткий и прямой. Если что-нибудь и могло оправдать его, так это факт, что никто, собственно, толком не знает, каким должен быть партийный руководитель, партийный работник, будь он хотя бы и местного масштаба. Нет ничего более ложного, чем попытка определить его ранг сообразно размерам вверенного ему административного района или количеству проживающих в нем граждан. Ведь проблемы, которые ему приходится решать, — все те же. И особенно самые главные — человеческие проблемы, поскольку наиболее важные решения, пусть даже самые мелкие, это те, которые принимает один человек, но которые касаются другого человека.
Наверняка обо всем этом можно было сказать одно: товарищи из воеводского комитета, занимавшиеся Злочевом и принявшие решение послать туда Михала Горчина, как видно, сделали это сознательно, зная, кто такой Михал Горчин. Им была известна не только его биография, но и характер, а следовательно, и свойственный ему эгоцентризм в отношениях даже с самыми близкими сотрудниками, что в Н., конечно, мешало им, но в злочевских условиях могло превратиться из недостатка в достоинство. Однако это заранее определяло положение нового секретаря, делая его настолько отличным от положения его предшественников, что волей-неволей сразу же напрашивались вопросы, вроде: «Надолго ли хватит у него сил, чтобы играть главную роль?», «Сколько может человек, в некотором смысле одинокий и изолированный, выдерживать такое нервное напряжение, сосредоточивая на себе в течение многих месяцев, даже лет, все внимание окружающей среды?». И наконец, может быть, самый главный вопрос: «Как долго это будет необходимо и в какой момент должно наступить отклонение человека от этой сети высокого напряжения?» Ибо, если мы не хотим создания очередного мифа об общественном деятеле, мы должны честно предвидеть, что в некий момент наступает такая психическая усталость, которую не снимает ни двенадцатичасовой сон, ни воскресная прогулка за город.