Польские повести (Мысливский, Мах) - страница 305

.

— А столик свободный будет? — спросил инспектор.

— Это уж дело не мое. Я только продаю билеты.

— Его дело — собирать деньги, инспектор, — рассмеялся Юзаля. — Чего ему о клиентах беспокоиться… Ладно, авось подсядем к кому-нибудь, давай, друг, два билетика. Давно я не был на танцах, переживу этот расход.

О том, чтобы найти свободный столик, не могло быть и речи. Они беспомощно стояли в проходе, около буфета, и оглядывались вокруг в поисках свободного места.

— Не дай бог, донесут моей жене, — вздохнул Бжезинский, — а уж если придется подсесть к каким-нибудь девчушкам молоденьким, тогда я совсем пропал.

— Если они захотят таких стариков, как мы, — толкнул его в бок председатель.

Они стояли так некоторое время, не зная, что делать, как вдруг, к изумлению Юзали, перед ними вырос Валицкий, приветствуя их с подчеркнуто шутливой галантностью. Видно было, что он уже слегка навеселе, а эта встреча еще улучшила его настроение.

— Вы что тут делаете, редактор? — спросил Юзаля.

— То же самое, что и вы. Развлекаюсь, отдыхаю после трудной репортерской работы и философствую над рюмкой вина.

— Познакомьтесь, товарищи. — Юзаля представил Валицкого и Бжезинского друг другу. И, словно оправдываясь, добавил: — Мы хотели кофе выпить.

— Вот и прекрасно, пожалуйте к моему столику.

«Не так-то уж прекрасно», — захотелось сказать Бжезинскому, когда он увидел за столиком покрасневшую при виде их Венцковскую.

У Юзали тоже вытянулось лицо, когда он услышал ее фамилию, но отступать было поздно. «Ну и ловкач этот Валицкий, — говорил он себе полусмеясь, полусердясь, — если он так всегда собирает материал, ему можно позавидовать. А она ничего, эта председательница. И уже подзаправилась. По-моему, это у них уже вторая бутылка».

Радушие, написанное на лице Венцковской, тоже было притворным. Вечер обещал быть приятным: Стефан держал себя так мило, так забавно, рассказывал о своих репортерских путешествиях, смешил ее разными солеными анекдотами, еще не дошедшими до Злочева, а появление Юзали и Бжезинского все испортило, напомнив Венцковской о неприятном и неясном положении, в котором она находилась последние две недели.

Зато Валицкий веселился от души, наблюдая первую реакцию, а затем замешательство своих гостей, когда Венцковская стала называть его по имени. Спиртное еще не лишило его ясности сознания, но уже ударило в голову, он слишком бурно жестикулировал и терял нить в разгаре дискуссии, начиная заикаться, когда хотел сказать что-то потруднее.

«Вот олухи, — мысленно хохотал он. — Смотрят на мою Марысю жадными глазами, но ни один из них не может выйти из своей роли. Бжезинский — потому что он инспектор и член бюро, Юзаля — потому что расследует это чертово дело, в котором, должно быть, замешана и эта женщина — ведь не напрасно Горчин уже подготовил на ее место кандидата. Только мне и можно смеяться над всем и делать все, чего душа пожелает. Например, пойти к ней или взять ее к себе в номер на всю ночь. Или пить здесь до рассвета и плести что вздумается».