Польские повести (Мысливский, Мах) - страница 43

Меня ошеломили перемены в Альберте, в его облике и в манере держаться. Исчезла его ухмылка, и он больше не называл Отца «кузеном». Лицо у него словно было какое-то потускневшее, а глаза усталые, погасшие.

— Ну, как дела? — спросил он, почти не взглянув на нашу работу.

Он озирался по сторонам, словно присматриваясь и прислушиваясь к чему-то, что было ведомо лишь ему одному.

— Альберт! — Голос Отца срывался от едва сдерживаемого гнева, еще немного, и могла разразиться гроза. — Альберт, что за чертовщина с этой дурацкой поляной?

— Не нравится? Вам могут предложить другую работу, — легко согласился Альберт.

— Не нужна мне другая работа, я хочу начать вырубку от берега.

— Ладно, пусть будет от берега, — словно эхо, повторил Альберт. — Но только вы должны… Вы должны… — На этих словах он запнулся и судорожно глотнул слюну. — Должны мне помочь, — наконец проговорил он.

Отец вытащил пилу из неглубокого надреза. Недоверчиво покосился на Альберта. Пожал плечами.

— Что это за новости! Чем я могу тебе помочь?

Альберт подскочил к Отцу, протянул вперед руки, чтобы положить ему на плечи, но потом, словно опомнившись, замер на месте.

— Завтра я собираюсь пойти к Ксендзу, — сказал он тихо и невнятно.

— Ну и что из этого?

Альберт стоял, уставившись в землю. Мне стало жаль его. Я даже невольно подумал о том, как хорошо было бы, если бы не Отца, а меня попросил о чем-нибудь этот опасный, завораживающий всех человек.

Неожиданно он поднял глаза, и я вздрогнул — столько огня и отчаянной решимости было теперь в его взгляде.

— Замолвите за меня слово. Сегодня.

— Я? За тебя? — медленно и холодно переспросил Отец, с удивлением, переходящим в насмешку.

Но Альберту, видно, все было уже нипочем. Он заговорил быстро, словно бы в бреду.

— Да, вы. Замолвите за меня слово. Перед Ксендзом. И перед Сабиной. А не то я пропал. Только вы… вы один можете…

Он оборвал на полуслове, и я со страхом наблюдал за тем, с какой неприязнью смотрят они друг на друга, каждый взгляд — будто удар ножа. Отец побледнел, у него дрогнули скулы.

— Почему я? — осторожно спросил он.

— Сами знаете почему. Только не обижайтесь. Ведь все знают… У вас у одного на нее права. У вас, а не у Ксендза.

— Права? На кого права?

— На Сабину.

Я увидел занесенный отцовский кулак, увидел, как Альберт, заслонясь от удара, протянул вперед руки, и вдруг словно это мгновенье остановили чьи-то чары — мелькнула еще одна рука, маленькая и смуглая, сверкавшая от блестевших на ней украшений… Это старая Цыганка вышла из-за пихты, словно привидение, встала между Отцом и Альбертом, а еще через мгновение она уже разглядывала левую ладонь Альберта.