Хотя мы шли очень быстро, Эмилька успела сплести венок из цветов, которые мы несли, и надела Ветке на шею.
— Веточка, милая моя, хорошая, — нахваливала она серну.
А Ветка, к нашему удивлению, шла спокойно, не упираясь. Там, где тропинка была пошире, она просовывала голову между мной и Эмилькой, и тогда мы все трое шли рядышком, словно на ходу беседуя с Веткой. Это выглядело так еще и потому, что Ветка все время поворачивала морду то ко мне, то к Эмильке и внимательно глядела на нас своими добрыми, красивыми глазами.
Когда я подошел к нашей конюшне, мне показалось, что колышек, которым я подпер двери, воткнут теперь в землю как-то по-другому. А впрочем, трудно сказать, может, это пришло мне в голову позднее. Услыхав в хлеву мирное пофыркивание Райки и стук копыт Огурчика, я успокоился. Вошел в дом и на тот случай, если Ветка откажется идти, захватил одну из отцовских веревок — их у него за долгие годы ночных походов в лес накопилось множество. К счастью, Ветка оказалась послушной.
Над лесом взошла овальная, с выщербленным краем луна. Последнюю часть дороги нам пришлось идти через Село. К счастью, вокруг не было ни души. Зато здание школы светилось всеми окнами, и даже до нас долетал негромкий гул голосов. Нам показалось, что у дома стоит какая-то женщина и пытается заглянуть в окно.
— Мама? — обращаясь к самой себе, неуверенно пробормотала Эмилька.
Сначала мы отвели Ветку на кухню, где, положив локти на стол, дремал Ярек. Он не шевельнулся. Видно, сон подкрался к нему, когда он сидел, занимаясь любимым своим делом, которому научил его Ксендз. Его неподвижные руки все еще держали ножик в роговой оправе, а зажатый между коленями липовый чурбачок медленно сползал на пол; на поверхности дерева уже обозначились общие контуры резьбы — бородатое лицо, рука с раскрытой ладонью, на ладони — большой ключ, а чуть повыше груди, там, где сердце, Ярек прорубил леток для пчел.
Я невольно загляделся на чурбачок. Еще днем Ярек под большим секретом поведал мне, что его святой Петр будет красивее всех прочих святых, вышедших из-под рук хозяина и стоявших теперь в саду. …Это Эмилька потрясла меня за плечо, поторапливая: «Скорее».
Мы забрали из-под носа у Ярека миску с оставшимся молоком, напоили серну. Эмилька с черного хода поднялась вверх по лестнице, открыла выходившую на крыльцо дверь. Я тем временем подвел серну к крыльцу. Ветка легко и грациозно поднялась по лестнице — ведь у Директора она проделывала это не раз. Когда она была уже наверху, Эмилька открыла дверь Сабининой комнаты. Сабина спала. Эмилька подкрутила фитиль стоявшей возле кровати керосиновой лампы.