— Нойкуков девяносто четвертый. Котлы и рефлекторы. Дювель…
На фрау Дювель, значит, он нарвался. Она с недавних пор шиньон «Гонконг» носит, и сзади ей больше двадцати двух не дашь.
— День добрый, — сказала она в трубку. — Служба наружного наблюдения. Карниц. Запишите.
Хотя фрау Дювель и отдавала предпочтение шиньону «Гонконг» и покупала все иностранное, однако подобный телефонный разговор ее озадачил.
— Что-что? В данный момент у нас нет. Сейчас, одну минутку, я мужа позову.
Юрген оборвал ее, строго сказав:
— Разумеется. Прошу записать. Абсолютно отрицательный.
— Нойкуков говорит. Девять — четыре. Котлы и рефлекторы. Дювель! — кричала женщина на другом конце.
— Говорите громче, коллега, — сказал Юрген. — Ничего не слышу.
— Котлы и рефлекторы. Дювель…
— Надеюсь, что это так. Передайте нижайший поклон господину доктору Дювелю. Рад буду вас скоро вновь услышать. Всего доброго.
Кругленькая женщина, бабушка сообразительной маленькой Риты, даже виду не показала, что не слушала разговора, а сразу же вставила:
— Доктор Дювель? Это новый доктор, что ли?
— Нет. Он в ботаническом саду работает.
— Вон оно что! А я и не знала, что такие есть. Столько забот, столько хлопот по дому — и не выберешься никогда.
— Телеграмму отсюда можно отправить? — спросил Юрген.
— Почему нет? Только бланки куда-то задевались.
Рита-а-а! Ну надо ж! Бумажки летают, будто голуби. Уйду я отсюда. Чего тут наработаешь! Досада одна. Уйду я! А, вот они!
Она приподняла лампочку со столика, на котором стоял телефон, и достала из-под нее тоненькую пачку бланков.
Юрген сел. Вынул ручку. С телефонным звонком все получилось как надо. Правда, не ново. А вот телеграмма, текст которой он уже придумал, — дело другое. Тут ведь потом хлопот не оберешься. Ему надо ведь только не захотеть — и ничего не будет. Но вот он уже пишет крупными печатными буквами:
«Ваше присутствие на конференции в Рёригке крайне необходимо. Ждем нетерпением». И отправитель: «Августин. Спецгруппа Папоротники и мхи». Адрес получателя гласил: «Юрген Рогге. Визенринг, 17».
Женщина прочитала текст, смерила отправителя недоверчивым взглядом и тут же принялась подсчитывать. Вид молодого человека, довольно рослого, кстати, вызвал у нее доверие. При этом она тяжело вздыхала, часто облизывала губы, проверяла свои подсчеты по потрепанной брошюрке и в конце концов назвала довольно неуверенно весьма незначительную сумму. Юрген достал монету и спросил:
— Сегодня отправят?
— Да, придет зять. Он же и передаст вместе с той, что написала старуха Ляймкуль. И сама старуха Ляймкуль скоро заявится. Скоро четыре.