Выскочив на лестничную площадку, Юрген на минуту остановился и даже облегченно присвистнул. В ту же минуту за его спиной открылась дверь. На ней была прикреплена эмалированная дощечка с надписью «Служебный вход». Женский голос произнес:
— Подожди, заправский мошенник!
Это была тетя Гудрун, называемая просто Гудрун, общепризнанная красавица, между прочим. Как-то вечером мать Юргена, положив на колени вязанье, мечтательно заметила, что никогда в семье, включая кузин и более дальних родственников, не было подобной красавицы. Хотя никто тогда ей не возразил — отец делал это только в крайних случаях, а для Юргена красавицы старше семнадцати были так же красивы, как занавески или скатерти, и тем самым не представляли никакого интереса, — мама все же стала копаться в семейном фотоархиве в поисках доказательств своего постулата. И действительно, ни среди Аннетт, ни среди Берт и Луиз, ни среди Анна-Мари, ни среди Эрик или Гильдегард, ни среди Гриц, Бриц и Кармен не нашлось ни одной, которая красотой могла бы потягаться с Гудрун. Разве что некая Анна (снимок 1913 года), но с уверенностью этого нельзя было сказать: все ее достоинства были сильно умалены латоподобной одеждой, и к тому же она стояла так неловко прислонившись к картонной скале, как будто обязана была поддерживать ее — не дай бог обвалится! — что, разумеется, и отразилось на оценке ее красоты. С тех пор мать включила в золотой фонд своих изречений следующее: «Настоящая красавица наша Гудрун! И в домашнем хозяйстве знает толк. В доме врача ведь непочатый край работы!»
А сейчас Гудрун сказала:
— Не смотри ты так! Да, я подслушала ваш разговор и прошу тебя, покажи мне, пожалуйста, чем ты так разъярил Рудольфа. Я сгораю от любопытства.
Юрген несколько неуверенно взглянул на дверь приемной, но невестка изящно отвела его опасения.
— Ну что ты, он уже опять работает. Не бойся.
Юрген вручил ей сильно смятый телеграфный бланк.
Тетя Гудрун принялась разглаживать его прямо на стене — перламутровые ноготки так и сверкали при этом. — Какой же ты выдумщик! И от кого это у тебя? В семье у нас еще таких не было. В этом Рёригке что-нибудь важное?
— Ну да, — ответил Юрген. — То есть нет, хотел я сказать.
— Тогда мне все понятно. — Она опустила руку в карманчик своего серебристо-зеленого брючного костюма, достала новенькую двадцатимарковую бумажку и сказала: — На, возьми!
Юрген колебался ровно столько, сколько требовало приличие.
— Не беспокойся и поскорее отчаливай. А то еще дядя доктор выскочит и выпустит из тебя целый литр крови. И без глупостей, пожалуйста.