Но в тот момент мне было наплевать на медведей; и вообще, Канал мне был по колено. Меня взгромоздили на огромный русский танк – туда, где от его урчащего мотора шло восхитительное тепло – и мы поехали дальше, навстречу моей новой жизни и моей службе королю Георгу. И лишь потом я узнал, что мне (за то, что я стрелял выше голов) дали хлебнуть чистого спирта, даже не разбавив его водой – это был знак большого уважения. Ну нельзя же так – ведь не все люди привычны к таким варварским забавам – пить спирт на морозе; некоторые от этого могут и умереть… Однако я не умер, а даже наоборот, а значит, у меня есть неплохой шанс дожить до конца войны.
* * *
7 декабря 1942 года, Полдень. Соединенные Штаты Америки, Вашингтон, Белый Дом, Овальный кабинет.
Присутствуют:
Президент США Франклин Делано Рузвельт;
Госсекретарь Карделл Халл;
Военный министр полковник запаса Генри Стимсон;
Военно-морской министр майор запаса Франклин Нокс;
Начальник штаба президента адмирал Уильям Дэниэл Лехи.
– Джентльмены, – начал президент Рузвельт очередное заседание военного кабинета, – сначала я хотел бы напомнить вам, что сегодня ровно год с того момента, как Японская империя вероломно атаковала Перл-Харбор и наши войска на Филиппинах. Помолимся же за души погибших тогда героев. Не их вина, что они не сумели сделать по врагу ни единого выстрела>[36].
В Овальном кабинете наступила мертвая тишина. Рузвельт и его министры молились, едва слышно шепча губами слова заупокойной молитвы. У президента был особый повод попросить прощения у погибших в тот день, потому что именно его политика привела Америку к этой войне, которая была призвана открыть ей путь к рычагам власти над всем миром. Напав на Перл-Харбор и потопив несколько американских кораблей, Японская империя одержала оглушительную тактическую победу, на полгода парализовав американский флот. Но в то же время вместе с американскими линкорами на якорных стоянках японские торпеды поразили политику американского изоляционизма, которая утонула год назад и всплыть которой было больше не суждено. А вот это была стратегическая победа президента Рузвельта. Правда, воспользовались ею уже совсем другие люди.
Закончив молиться, президент окинул взглядом присутствующих и тихим голосом спросил у своего начальника президентского штаба:
– Мистер Лехи, я хотел бы знать – каковы наши успехи в Панаме? Докладывайте.
Тот встал со своего места.
– Мистер президент, – адмирал старался выглядеть уверенным и невозмутимым, – честно говоря, никаких особенных успехов у нас нет. После того как русскими управляемыми бомбами мы сумели уничтожить японские линкоры, блокировавшие выход из Панамского канала, нашей морской пехоте удалось высадиться на берег и начать продвижение вглубь перешейка. В настоящий момент наши войска с боями вышли к побережью озера Гатун и городку Сабанитас, за развалины которого идут ожесточенные бои. Должен заметить, что продвигаются наши солдаты крайне медленно, а японцы и панамцы оказывают им ожесточенное сопротивление. Да, террористическими бомбардировками территории Панамы нам удалось избежать антиамериканских выступлений в соседних с Панамой Колумбии и Коста-Рике. Но разрушение панамских городов и связанные с этим огромные жертвы среди мирного населения сыграли с нами злую шутку. Теперь панамцы – не только солдаты и взрослые мужчины, но и женщины, старики и даже дети – яростно сражаются в джунглях с нашими солдатами, из-за чего наша армия несет ужасные потери. Чтобы добиться успеха, необходимо, как мне кажется, уничтожить не только японский экспедиционный корпус, но и всех панамцев до последнего человека…