.
Но даже если бы генерал Ханрици был в Минске и попробовал вмешаться, вряд ли у него что-нибудь получилось. Дело в том, что в самом городе подчиненных ему частей имелось немного: комендатура да зенитчики на железнодорожной станции; зато разного рода карательных, охранных и полицейских частей присутствовало в несколько раз больше. С одной стороны, все эти полицаи и каратели могли воевать исключительно против безоружного мирного населения, с другой стороны, зенитчики и немецкие комендачи тоже далеко не асы уличных боев. К тому же, вряд ли солдаты вермахта изъявили бы желание защищать население Минска от карателей, выполняющих приказ самого фюрера. Вот так сложились условия, которые сделали возможным злодеяние, в сравнении с которым померкла печально известная в нашем мире Хатынь, так же как меркнет солнце при вспышке ядерного взрыва.
Все началось рано утром, когда по всему городу людей начали выгонять из домов и, как скот, сгонять в сторону площадей, скверов или перекрестков крупных улиц, где уже высились походные алтари и черные жрецы с помощниками ждали своих жертв. Сразу, как только очередной дом бывал очищен от жителей, его поджигали специальные факельные команды с огнеметами. И вот, когда возле алтарей появились первые жертвы, которых ударами прикладов в спину подгоняли бандеровские каратели, невинная кровь во славу арийского бога рекой потекла по минским мостовым. Черная пелена инферно настолько сгустилась над обреченным городом, что стала ощущаться почти на физическом уровне.
В отдельных местах города карателям дали отпор вооруженные подпольщики, понявшие, что пришел последний час; там вспыхивали спорадические ожесточенные перестрелки. Те члены подпольных организаций, у которых было оружие, старались подороже продать свою жизнь. И в то же время радиоэфир тревожил прерывистый писк морзянки… Радисты подпольных групп взывали к советскому командованию о помощи. Уже через полчаса после расшифровки Центром первого донесения бумага с его содержанием легла на стол к Пантелеймону Кондратьевичу Пономаренко, совмещавшему должности первого секретаря ЦК КП Белоруссии и начальника центрального штаба партизанского движения, который, не медля ни минуты, доложил обстановку разбуженному в неурочно ранний час Верховному Главнокомандующему. Ругнувшись по-грузински (что являлось признаком крайнего волнения), Верховный приказал Пономаренко поднимать окрестные партизанские отряды и двигать их на Минск, после чего принялся звонить по ВЧ в Генштаб Василевскому, на Первый Украинский фронт Жукову, на Первый Белорусский фронт Горбатову и на Второй Прибалтийский фронт Толбухину с приказом сделать все возможное и невозможное, чтобы сохранить жизни минчан и предотвратить разрушение города.