– верили, что наши трудности временны, что гений нашего фюрера и мужество германских солдат позволят преодолеть неудачи и победоносно закончить войну с Советами.
Сейчас этого ощущения нет и в помине. Теперь мы ощущаем только ужас перед разверзшейся пропастью. Впереди – обозленные донельзя русские, которые после Минской резни перестали брать в плен немецких солдат, позади – ужас нового, истинно арийского, сатанизма, в который нас вверг маленький смешной человек с усиками, отставной ефрейтор старой германской армии. А прямо здесь, среди нас – голод, холод, болезни и русские штурмовики, ходящие буквально по головам немецких солдат. Местного русского населения в занятых нашими войсками деревнях давно нет. Они или бежали, или были убиты – то есть принесены в жертву черными жрецами, как расово неполноценные. Из-за этих черных жрецов русские теперь воюют с нами не как с людьми, а как с инфекцией или нашествием вредителей, поразившим их землю.
В связи с отсутствием тут мирного населения любое строение может стать объектом атаки для русских штурмовиков, пилоты которых теперь не боятся попасть по своему гражданскому населению. Эти одномоторные русские «Железные Густавы» и двухмоторные американские «Мясорубки», пользующиеся тем, что боекомплект к нашим зенитным установкам исчерпан, очень метко запускают свои реактивные снаряды с адским студнем внутри и обстреливают цели из пушек и пулеметов. Впрочем, таким атакам подвергаются не только дома, где разместились наши солдаты, но также вырытые в земле блиндажи и землянки, которые легко обнаруживаются по дымкам, исходящим из труб многочисленных железных печек.
К воздушному террору добавляются рейды русских лыжных батальонов, постоянно атакующих наши фланговые шверпункты и пытающихся хоть на какое-то время перерезать дорогу, соединяющую основные пункты нашей дислокации. Собачья тактика: наскок, укус, отскок. Сначала русские лыжники обстреливают укрепления шверпункта ручными реактивными снарядами, потом следует атака, и, если волю гарнизона к сопротивлению не удалось подавить, немедленно отходят на исходные позиции. В случае если атака оказывается успешной, от немецких солдат остаются только трупы. Пленных русские лыжники не берут, своих убитых всегда забирают с собой, а раненых немцев добивают. Хочется верить, что последнее они делают из чистого милосердия, ибо смерть от русской пули не так страшна, как существование в этом промерзшем насквозь ледяном аду.
Потери наших войск растут на глазах, вокруг госпиталей громоздятся штабеля замороженных трупов, у тыловых служб нет ни времени, ни сил, ни даже взрывчатки, чтобы копать братские могилы в промерзшей земле, а у раненых, лишенных элементарных условий и медикаментов, больше шансов переселиться на тот свет, чем выздороветь. К тому же мы даже не можем напутствовать наших умирающих старой доброй христианской молитвой, а бормотание размахивающих руками черных жрецов отправляет души наших солдат прямиком в объятия Нечистого. И ничего нельзя сделать – власть у этих черных жрецов абсолютная, и они упорно вдалбливают в наши головы мысль о всемогуществе их темного господина.